Она вновь носила белое. Это открытие, кажется, потрясло даже саму Шаиру, которая, стоя перед зеркалом, поправляла волосы, закалывая их парой металлических шпилек, чтобы убрать от лица. Крупные локоны струились по её спине, разлетались по крыльям — закатные лучики на облаках. Горячее прикосновение супруга заставило жрицу вздрогнуть, вскинуть на него малахитовые глаза; в них стоял вопрос и немое, искреннее восхищение его красотой — и чувством близости.
— Ни капли, — ответила она, не сомневаясь ни секунды, и идеальное её лицо на мгновение озарилось улыбкой, — большую часть времени я всё равно работала в Европе. Так будет лучше; не хочу здесь оставаться.
Мягкое вязаное платье из плотной пряжи длиной до колена изящно облегало стройную женскую фигуру. Сверху Сандерс набросила бежевое пальто, которое не стала застёгивать, крутанулась на высоких каблуках сапог, обдав мужчину пряным травяным запахом.
Узнать в ней прежнюю тень самой себя было чудовищно сложно. За два месяца, проведённых с супругом, Эра расцвела, как некогда — в Эдеме.

Подхватив небольшую сумку на длинном ремне, Шаира забросила её на плечо и вышла из квартиры следом за дьяволом, порывисто-стремительная — и безмерно счастливая.

Она бросила всё. Почти все её вещи так или иначе были связаны с Картером, и женщина, оставившая всё своё прошлое ветрам и дождю, не стала забирать их — ни украшений, ни одежды, ничего, что когда-то принадлежало ей; она даже успела продать машину. Ноутбук, рабочие материалы, пара блокнотов да то, что она купила за последний месяц — вот и всё, что Сандерс увозила с собой; и на сердце её теперь было легко.
Хлопок двери такси обрубил последнюю её связь с Америкой, и воительнице не было жаль.

В аэропорт прибыли на удивление быстро.
Регистрация удивила её, но спорить с дьяволом было делом изначально неблагодарным; послушно протянув девушке за стойкой и свой паспорт, жрица только благодарно кивнула, когда ей вернули документы, и поспешила за мужчиной. Летала сама Шаира много: разъездная работа учёного, которому требовалось быть на раскопках в десяти местах мира одновременно, попутно успевая забежать ещё и на пару-тройку конференций, диктовала свои правила. Но пользовалась валькирия в основном экономом — комфорт сам по себе волновал её мало, а деньги университеты предпочитали выделять очень осторожно, скандаля за каждый лишний цент до срыва голоса, и сейчас доктор чувствовала себя непривычно.
И немного неловко, пожалуй.

Кофе был горячим и терпким; закинув одну безупречную ногу на другую, женщина с удовольствием сделала пару больших глотков, зажмурилась, точно крупная кошка, но голос спутника вывел её из блаженного удовлетворения моментом.
На обнажённом открытой крышкой изумруде играли блики лампы, зажжённой над столиком; до крайности смущённая Шаира с трудом подавила острое желание запахнуться в крылья, спрятавшись от лукавого серого взгляда.
На щеках её вспыхнул румянец.
— О, — только и выдохнула жрица, засмеялась, переливчато и неловко, коснулась ладонью своего лба; но мелодичный голос её прозвенел уверенно и твёрдо. — Да. Конечно, да.

Говоря откровенно, сейчас Сандерс чувствовала себя весьма странно и даже, быть может, до крайности неловко. Её привычный мир не содержал ничего подобного: в нём были только граничащая с аскезой простота и минимальное удобство, достаточное для того, чтобы всего лишь добраться из одной точки земного шара в другую, не потеряв в процессе багажа и крыльев. Привыкшей отказывать себе во всём, что не было жизненно необходимым, женщине постоянно казалось, что она не на своём месте — рядом с Теодором, излучавшим хищную, сосредоточенную уверенность в себе, её отчётливое смущение казалось особенно очевидным.
По меньшей мере, ей самой.
Возможно, ему стоило бы поискать спутницу, которой подобный мир не был бы нов, оставив археологу привычную пыль раскопок и погребённых в темноте времён библиотек; но Хартрайт об этом совершенно не задумывался, увлекая жену за собой. Его, кажется, вообще забавляла её смятённая реакция — валькирия чувствовала отзвуки его удовольствия от вспышек её собственных чувств и внимательный льдистый взгляд, касавшийся её тела даже сквозь одежду.
— Это всё очень… Непривычно, — произнесла она, присаживаясь за стол рядом с дьяволом, и его чувства вновь опалила вспышка её тревожного, восхищённого увиденным изумления. — Большую часть вечности я старалась убедить себя, что спартанские условия — это самый правильный выбор, и мне, кажется, даже удалось... И теперь я начинаю в этом сомневаться.

Он обращался с ней очень по-хозяйски, явно даже не задумываясь о том — и у жрицы не возникало желания противиться тому, как дьявол притягивал её к себе, жадно вдыхая насыщенный травяной запах с густой рыжей гривы. В том, чтобы быть его, всей, целиком, до кончиков волос, не было горького, неровного надлома, который она всегда ощущала в руках кузнеца.

Кивком поприветствовав человека на мониторе, она сложила белые тонкие ладони на столешнице и вся обратилась в слух, впитывая рассказ, как губка. Привыкшая к постоянному вмешательству спецслужб в историю мира аккуратными (по крайней мере, они пытались быть именно таковыми, хотя насчёт успешности были большие сомнения) кошачьими лапками, Сандерс с интересом осмыслила завернувшуюся интригу, в которую оказались впутанными сразу три разведки.
Выглядело ровно настолько впечатляюще, чтобы стоять в стороне и не сметь бы подходить ближе, чем на расстояние выстрела. И, конечно же, она безрассудно — с пьянящим восторгом — шагнула в самый омут. Ей не было больше нужды стоять в стороне от всех событий, и жрица безнаказанно и с наслаждением пользовалась этим будоражащим чувством свободы.

Изящным наклоном головы попрощавшись с отключившимся Алексом, Шаира тихо рассмеялась, когда связь уже прервалась, сделала лёгкий жест рукою, показывая, что всё в порядке, и, глотнув воды, принесённой стюардессой, объяснила мужу столь неожиданную вспышку веселья:
— Когда мы столкнулись нос к носу с У.Л.Ь.Е.м, ты сказал очень правильную фразу "мы снова работаем над одним делом", и сейчас пришло время мне её повторить. Приглашение на выставку тебе потребуется на одно лицо — потому что моё и без того у меня на руках. Я, чёрт возьми, историк с мировым именем; ректорат решил впрячь меня в службу сразу по приезду, пользуясь тем, что у меня опубликованных работ по Второй Мировой едва ли не больше, чем у всего университета разом. Судьба, кажется, продолжает играть в кости сам с собой, и комбинации его выходят до крайности забавными.
Потянувшись к сумке, висящей на спинке, женщина вытащила папку с металлическими уголками, открыла магнит и пробежалась пальцами по бумагам, проверяя набор документов. Вряд ли она могла что-то забыть, но в этом простом, совершенно человеческом жесте было что-то по-особому успокаивающее. Принадлежность к жизни — как она есть.

Прозрачные зелёные глаза топко блеснули лукавством, когда женщина, чуть откинувшись назад, обольстительно улыбнулась Теодору. Очерченный вдруг мягкой, тревожащей хрипотцой голос завораживал не хуже его собственного.
— Нет, ну ты же не думаешь, что я три ночи сидела за швейной машинкой с вечерним платьем, попутно надиктовывая себе тексты вступительной речи ко всему этому пафосному собранию, только из любви к искусству?

Ощущая неловкость, смешанную с хмельной растерянностью, женщина шагнула в квартиру, дверь которой перед ней раскрыл Теодор, и теперь стояла, заворожённая чувством ирреальности, неправдоподобности собственного здесь присутствия. Целую вечность привыкая — и привыкнув — к белым стенам и аскетичному равнодушию к материальному, воительница не понимала, что вообще делает в этом мире, что бесконечно далёк от неё.
И, вместе с тем, она была счастлива быть, просто быть, на расстоянии тепла ощущая присутствие супруга.

Несколько бесконечно долгих секунд валькирия молчала, глядя на протянутые ей ключи, потом несмело приняла их, крепко сжала в ладони, ощущая кожей холодный металл. Чисто человеческий жест; он почему-то потряс жрицу особенно сильно.
И она вдруг шагнула вперёд, обняла одной рукой супруга за пояс, второй по-прежнему немного неуверенно сжимая ключи, и уткнулась в грудь мужчины лицом. Сандерс, кажется, до сих пор не верила, что всё это происходит с ней самой, а не окажется наутро сном, что тает с рассветом; там, в Аду ещё, принимая его предложение стать ему женою, жрица была готова примириться с чем угодно — и с тем, что его вечно не будет рядом, тоже, ибо она лучше многих понимала тяжесть всей мультивселенной и судьбы её, что лежали на его плечах.
И осознание того, что дьявол взял её в собственную жизнь здесь, среди смертных, казалось невероятным. Оно оглушало.
— Спасибо, — прошептала Шаира, — спасибо, милорд.

А потом их обняла ночь, и мир вокруг рассыпался в пыль, ненужный и бессмысленный.

Чтение досье было делом увлекательным: Сандерс из безликих официальных строчек вытягивала настоящее полотно чужой жизни, сплетая его в своём воображении в полную, настоящую картину. Там, где сам дьявол видел лишь сухие факты, жрица осторожно касалась изнанки небытия, под лупой рассматривая чужое прошлое.

Отвлёк женщину звонок в дверь. Вскинувшись было, она хотела подняться и открыть, однако вмешавшийся муж был решительно против. Убить её по причинам сакральной природы давно уже было весьма сложным делом, но, решив, что супругу виднее, почему ей не стоит выходить из комнат, дева битв с напряжённым вниманием слушала звук выстрела, следом — хлопок двери; бросив планшет, она подхватила свою одежду. Судя по экспрессивной ругани, Хартрайт физически был цел — и крайне недоволен.
Волны его багряного раздражения жрица чувствовала очень остро.
Что ж, неудивительно; не самое приятное начало утра.

— Теодор?
Валькирия появилась в прихожей, на ходу застёгивая лиф домашнего платья густо-зелёного цвета, закрутила длинные волосы в пучок, привычно подкалывая их шпилькой, остановилась, пристально осмотрев крошечный, практически ювелирный след от пули, вошедшей в обшивку стены. Лицо её было глубоко сомневающимся, а в лёгком фырканье можно было разобрать какой-то язвительный комментарий, должный обозначить всё её крайне скептическое отношение в адрес неудавшегося агента 47.
Она вернулась к мужу, мрачно перебиравшему полученные от неожиданного визитёра трофеи.
— Итого, ты в стране меньше суток, и к тебе уже приходят богатых душевных качеств люди с оружием и странными желаниями. Интересное кино. Не хотелось бы нагнетать ситуацию, но у нас определённые неприятности, — заметила она, лёгким жестом белой ладони ободряюще коснувшись плеча дьявола. — Либо нас вели из аэропорта, потому что ждали, что британцы сильно захотят вмешаться, либо у кого-то есть несанкционированный доступ в вашу внутреннюю сеть. Либо тебя сдали и смотрят, что получится, но это кажется не особенно правдоподобным. Что-нибудь полезное?
Слова жрицы сопроводил лёгкий наклон головы, указавший на бумаги.

Узкая ладонь Шаиры нежно прошлась по щеке супруга, ответив лаской на его касание; женщина присела рядом на подлокотник, внимательно слушая рассуждения дьявола, потом кивнула, соглашаясь с его правотой. Чертовски интересная история, в которой было совершенно непонятно, в какую сторону бежать: что вариант крота в посольстве, что вариант внезапно решившего играть не то на самого себя, не то на четвёртую сторону Роберта, что вариант вмешавшейся в дела британской разведки неизвестной силы прельщали примерно одинаково.
Умные люди давно сформулировали правило "никому не верь".
В шпионских играх подобного масштаба оно было даже не аксиомой — единственным способом выжить, потому что даже собственное начальство запросто оказывалось сундуком и с двойным, и с тройным дном. А то и вовсе мимиком: стоило подойти неудачно — проглотить могли целиком. Не поморщившись.
Бесшумно проследовав за Теодором, женщина следила за открытием сейфа, запоминая код. Скрещенные на талии бледные руки казались восковыми, но в их странной для жрицы позе читалось спокойное, выверенное упрямство — вместо вечной зажатой робости.
— Как обычно, — безмятежно улыбнулась доктор Сандерс, — хуже не бывает, потому что любые пафосные изречения забываются мной через десять минут после того, как я отвожу взгляд от блокнота. Импровизация — наше всё. Но у меня же есть ещё пара часов на то, чтобы попробовать запомнить пару красивых оборотов, правда?

Правда, не сказать было, что это время сильно ей помогло. Отглаживая шёлк своего наряда, Шаира с лёгким отвращением представляла себя за кафедрой на трибуне; она знала, что именно будет говорить, но совершенно начисто не представляла, зачем. Все эти званые вечера… Впрочем, если ей удастся привлечь к себе внимание кого-нибудь из высоких чинов, обязательно должных присутствовать на этом официозном сборище, будет уже неплохо; возможность услышать что-нибудь полезное перевешивала привкус тоски от выверенных слов про трагедию Второй Мировой, которая никогда не должна повториться.
За добрые полвека эта мантра эксперту-историку здорово успела надоесть.

Из глубин квартиры Теодору откликнулся мелодичный, но чуть задумчивый голос:
— Ну знаешь, я много лет прожила в Америке и не могу сказать, что испытываю какие-то нежные чувства к А.Р.Г.У.С.у даже при учёте долгой и великомученической работы с Лигой. Другое дело, что мисс Уоллер вообще не интересуется тем, как там относятся к её шарашкиной конторе, и если этот Роберт влип куда-то туда, то больше меня удивляет тот факт, что он вообще ещё жизнеспособен. Патентованных садистов в наших просвещённых зоопарках куда больше, чем в толерантной Европе. Да и насколько сильно ты уверен, что Форбс был заинтересован в том, чтобы выкручивать руки терроризму?
В чистых и искренних мотивах любых спецагентов Сандерс заранее всегда сомневалась. Не было среди этих организаций ни одной, которая не жаждала бы тихой, незаметной и абсолютной власти над миром.

По пухлым губам скользнула кошачья, хищная усмешка.
— Согласится. У него, право, нет выбора.

Она была хороша. Впервые, быть может, за целую прошедшую вечность она была хороша настолько, чтобы сравниться с дьяволом самим.
Длинное белое платье с небольшим округлым вырезом у горла, целомудренно закрытое спереди, но подчёркивающее тонкую талию и высокую полную грудь, полностью открывало гладкий бархат спины, демонстрируя острые лопатки, переходящие в мягкость оперения, и плавный изгиб позвоночника. Густо-бордовые туфли на высоком каблуке мерно цокали по полу, когда женщина вышла из спальни; в высоко собранных волосах, обнажающих изящную шею, играл электрический свет, рождая блики расплавленной меди, что, казалась, сейчас раскалённой лавой хлынет по тонким плечам.
Идеально наложенный макияж выделял и без того выразительные малахитовые глаза, намертво притягивая к ним чужой взгляд, и в зыбкой той трясине можно было увязнуть навсегда. Во взмахе ресниц этой женщины могли рождаться новые галактики и с такой же лёгкостью гибнуть целые миры.
Прислонившись к косяку, жрица смотрела на супруга, держа в низко опущенных руках вечерний клатч, и улыбалась.

И дьявол вновь короновал её — на этот раз чистым золотом; а женщина смотрела на него так же, как и тогда — заворожённо, не смея пошевелиться и выдохнуть, потому что в том, как он смотрел на неё, как горячие пальцы путались в медных волосах, был величайший дар вселенной.
Его дар, с которым ничего не могло сравниться.
— Не более, чем ты сам, — шепнула Шаира, вглядываясь в идеальное мужское лицо.
Аромат его парфюма щекотал обоняние тонкой пряной нотой.
Жрица обхватила супруга за шею одной рукой, приподнимаясь ещё, на самый носок изящных туфель, чтобы сравнять большую разницу в их росте, и поцеловала дьявола, забыв на миг обо всём остальном мире, жадно, с наслаждением приникнув к его губам. Полторы секунды падения в вечную темноту; и дева битв отступила, на мгновение успев обжечь Теодора касанием ладони сквозь рубашку — по груди.
Не увлечься, заплутав в черноте его зрачка, было почти невозможно, и всё же ей каким-то чудом удалось.

В дороге Сандерс молчала, задумчиво скользя пальцами по цепочке своего клатча.
Приезд тоже не особенно её заинтересовал; безропотно позволяя Хартрайту вести её за собой, женщина размышляла о той странной пропасти чувств, что приоткрылась ей в одно мгновение этого страстного порыва. Ощущение собственной чувственности после многих тысячелетий равнодушной ледяной пустыни было очень странным.
Пугающим и манившим одновременно.

Форбс подошёл к ним сам.
Хищный зелёный взгляд жрицы мог бы прожигать насквозь, но она, обдав нового гостя волной внимания, кивнула и отвернулась, вновь изящно обозначая своё не-присутствие в диалоге. Казаться быть рядом, одновременно будучи где-то невероятно далеко, Шаира умела великолепно; в этот раз хитрость была в том, чтобы ни в коем случае не ускользнуть в ничто на самом деле, продолжая внимательно вслушиваться в оттенки чужих переживаний и интонации голоса.
— Хотите в самом деле убедить меня, что Вы прибыли на должность ведущего, — это слово Роберт выделил как-то странно, и женщина чуть заметно нахмурилась, — аналитика, а не по причине моих рапортов, которые в последнее время перестали удовлетворять начальство своей размытостью?
Плохо, очень плохо; бывшая валькирия нахмурилась ещё больше, по-прежнему равнодушным взглядом всматриваясь в сияющую толпу. Человек, который говорит о проблеме, находящейся под грифом секретности, настолько откровенно, или сошёл с ума, или находится на грани этого скорбного явления, или же на самом деле ведёт ещё одну игру, о которой пока не догадывается никто из присутствующих.
— Я бы и рад, — тем временем невозмутимо продолжал Форбс, — но докладывать-то почти нечего.
Нет, всё же он не нравился Шаире; слишком скользким был его безучастный голос. Нервы вновь царапнуло нехорошим предчувствием, но жрица пока услышала слишком мало, чтобы ухватиться за правильный ответ.

Уединение их нарушилось внезапным возникновением ещё одного действующего лица: невысокий немец средних лет, возбуждённо присмотревшись к крыльям женщины, решительно двинулся в её сторону, несколько скомкано поздоровался с остальными гостями — и с искренним восторгом воззрился на небесное видение. Для этого ему пришлось слегка запрокинуть голову, но, кажется, на качестве любования оно ничем не сказывалось.
— Простите, господа, но я уведу у вас на время свою сотрудницу, которой через пять минут озарять наше собрание светом своих великолепных мыслей, — хохотнул он, протянул руку Шаире: — Эрих Брандт, пресс-секретарь университета на этом празднике жизни. Мы с Вами созванивались. Доктор Сандерс-Холл, ра…
— Доктор Сандерс. Просто — Сандерс, — невероятно спокойно поправила его женщина, отвечая на рукопожатие, легко коснулась ладони супруга и исчезла, скрывшись за стойками экспонатов с приглушённым пока светом и чужими силуэтами.
Коллега ловко поволок гостью за собой, лавируя между официантами, стендами и гостями с одинаковым умением.
— Всё равно рад Вас видеть! — Возбуждённо отмахнулся учёный тем временем. — Жаль, что Вы не прилетели раньше, нет-нет, я понимаю, что дела и что Вы вообще должны были на неделю позже, но всё равно — жаль. Послушайте, Вы не разделите со мной бокал мартини после выступления? Очень интересно… Ох, дьявол! Ваш выход, фрау.
Обдав его лёгкой полу-улыбкой, женщина, благодарно приняв чью-то руку, помогшую ей шагнуть на первую ступень небольшой сцены, стремительно поднялась к кафедре. В последний раз, пожалуй, она испытывала это лёгкое, колкое чувство нервного напряжения от присутствия других людей пару столетий назад — если не больше.

Немецкий Шаиры был воистину безупречен. Опыт импровизаций, пожалуй, что тоже.

Её сознание на мгновение озарила короткая вспышка чужой боли, тут же исчезнувшая, но оставившая после себя тянущее ощущение гнева; Сандерс дёрнулась, попытавшись проскользнуть сквозь взбаламученную толпу, находившуюся уже на грани паники, но её очень вовремя перехватил под локоть и за талию уже знакомый пресс-секретарь, оттеснив в сторону, ближе к сцене, где людей было намного меньше.
"Милорд!"
— Сандерс? — Взволнованно переспросил Эрих, на время забывая даже положенное обращение по степени и вообще явно подумывая выплеснуть на коллегу воды, заглянул в идеальное женское лицо, застывшее в смеси недоумения и лёгкого страха.
Женщина вдруг улыбнулась, покорно кивнув кому-то невидимому, и озарила собеседника благодарным взором из-под тёмных ресниц. Звериный, яростный голод, на который сладковатой дрожью отвечало всё её существо, лучше любых возможных слов убедил Шаиру, что с супругом всё в порядке.
— Боюсь, что совместное распитие мартини немного откладывается до моего триумфального первого появления в рабочем кабинете, герр Брандт, — пояснила она, расправляя огромные крылья.
Учёный следил за этим движением заворожено: оперение было столь кипельно-белым, что, казалось, могло бы засиять само по себе, как первый снег на утреннем солнце.

Запрокинув голову, валькирия долгие полторы секунды всматривалась вверх, и в её расширенных зрачках без труда могла бы утонуть вся вселенная: женщина, оборачиваясь сейчас вновь лесным пожаром войн всех, жадно выискивала там, за тускло отблёскивавшими перилами, что-то, что привлекло бы её внимание. Паника вокруг теперь не трогала её совершенно; вся превратившись в слух и упрямое, напряжённое созерцание, она выхватывала отдельные куски мира, которых здесь не должно было бы быть.
И уловила.
Слишком чёрная, дрожащая тень; слишком внезапный, острый отблеск света; слишком сильный порыв ветра. Зачерпнув воздух, Сандерс взмыла вверх в одно мгновение, оставив после себя лишь лёгкий запах степных трав.

Искать долго ей не пришлось.
Безвестный — и теперь рисковавший остаться таким навсегда — стрелок и впрямь был там, где она ждала его увидеть; короткий блик, который смогли различить глаза хищной птицы, действительно оказался вспышкой оптики. Единственной досадной неприятностью этой находки было то, что стрелок был мёртв — с идеальной точностью перерезанное горло не давало ему особых шансов на выживание.
Что же, это хорошо объясняло, почему выстрел был сделан только один.
Присев на корточки рядом, Шаира осмотрела тело, не выказывая никаких признаков брезгливости или отвращения: за долгую практику геройской карьеры ей приходилось видеть и вещи куда более мерзкие, чем растекавшаяся лужа крови. Лезвия, которым нанесли единственный отточенный удар, рядом не было; рассчитывать на это, впрочем, и не приходилось, но оно стало бы неплохим подарком от вселенского юмора.
Но — нет. Нужно было работать с тем, что есть.

Жрица осветила сознание супруга вспышкой горячечного золота, показав всё то, что увидела, и, оставив мертвеца со стеклянными глазами и дальше невидяще всматриваться в огромный плакат с коллажем военных фотографий, занимавший целую стену напротив, цепко осмотрелась. Сама Сандерс, если бы ей нужно было скрыться в этом переплетении коридоров, наверняка предпочла бы убраться через крышу; пожалуй, других подходящих выходов здесь и не было — прятаться где-нибудь в каморке, которую не открывали тысячу лет подряд, сейчас было не лучшей идеей. Сложно было бы выбираться обратно.
Сбросив туфли, выдававшие её звонким цокотом металлических набоек, жрица оставила сверху свой клатч и, практически слившись со стеной, скользнула вперёд. Тускло моргавшие лампы не давали достаточного количества света, но её глаза способны были разобрать взмах крыльев парящего перед цветком колибри; только здесь им смотреть было не на что.
Кто бы — и с какими целями — не оставил на прощание убитого стрелка, его, должно быть, уже не было здесь.

Через несколько метров валькирия обнаружила спущенную лестницу, что вела на крышу, и распахнутый люк. И, несмотря на то, что она этого и ждала, отчётливо, зло выругалась — почему-то на французском.

Рядом с устроившимся сзади Робертом полетели сначала два пальто, её собственное и Хартрайта, которые каким-то таинственным образом успел ухватить и вручить убегавшей женщине один из швейцаров, следом — туфли и сумка, а сама жрица, вскользнув в салон, торопливо пристегнулась и запахнулась в крылья, сильно сжав бледными пальцами ремень безопасности. Вспышка раздражения прошла очень быстро, но по деве битв было ощутимо заметно, что она чудовищно недовольна всем происходящим.
Во-первых, она так и не смогла определить, как трактовать убийство стрелка — было им это на руку или нет. Во-вторых, ей, чёрт возьми, испортили первый приличный выход в свет за пятьдесят тысячелетий, и теперь Сандерс была обижена на весь мир, как мокрая кошка.

Шикнув на пытавшегося что-то произнести Форбса, — тот, перехватив стремительное движение женской руки, счёл за благо и впрямь не отсвечивать всю дорогу, — воительница отбросила выбившиеся из причёски рыжие прядки назад со лба и задумалась. Ей не впервой было, конечно, влезать в авантюры подобного размаха; она служила и в армиях, и в разведке, и в полиции за свою долгую, очень долгую жизнь среди смертных рас, и сейчас этот опыт был как нельзя кстати.
Где-то уже обязательно было подобное — надо было лишь дождаться, пока всплывёт в темноте веков нужное воспоминание.
Рыжие рыбки в чёрном пруду.
— Два варианта, — негромко рассказывала Шаира, устроившись поудобнее, — на три этажа ниже я обнаружила открытое окно, в которое несложно спуститься, правда, не нашла троса — но его могли успеть убрать. Или убийца умеет летать, как я. В целом, ни первый, ни второй не выглядят такими уж невозможными; больше всего меня смущает то, что я не понимаю принадлежность всех этих участников. Снайпер — профессионал, явно, и очень странно, что его там так просто завалили. Какой-то клубок.

На парковке у какого-то крошечного кафе ей пришлось всё-таки обуться, и в ударах каблуков об асфальт чудился какой-то крайне сердитый ритм. Прихватив одной рукой поникшего Форбса под локоть, дева битв поволокла его за собой, кивнув мужу. Уж об этом гении мысли она как-нибудь позаботится — даже если он будет сильно сопротивляться.
И тот, надо заметить, не подвёл.
Отчаянную вспышку жрица наблюдала с не меньшим интересом, чем Хартрайт.
— Роберт, — мягко окликнула мужчину Шаира, и в её голосе вновь мелодично звякнули серебряные колокольчики.
Он поднял взгляд на неё слишком неосторожно: столкнулся с дивным малахитом зелёной радужки и, кажется, пропал, как сама она пропадала в объятиях супруга. Жрица улыбнулась, потянувшись к чужому разуму, дохнула на него лишь едва уловимым отсветом своего утешающего спокойствия; истерика, грозившая захлестнуть агента с головой, вдруг опала, и он с удивлением осознал, что способен оценивать ситуацию трезво.
Насколько это вообще было возможно в сложившихся декорациях.
— Пожалуйста, дайте мне пять минут для мужа и выпейте пока чаю, — попросила она. — Кажется, нам есть, что обсудить.
Форбс послушно взял в руки вторую чашку, которую недавно принесла официантка, всыпал в тёмный напиток пару ложек сахара и надолго замолчал, с удивлением обдумывая собственные эмоции. Ощущение падения куда-то в обволакивающую, нежную тишину, что была сродни материнским рукам, оставленное ему на прощание этой странной крылатой гостьей, не покидало его, и мужчина пытался не то пережить его, не то осмыслить.

— Прости, — виновато шепнула Сандерс на ухо дьяволу, одновременно укладывая горячую ладонь ему на плечо, — надо было сделать это ещё в театре, а я увлеклась поисками. Сейчас будет щекотно.
По коже Хартрайта растеклось тепло, под пальцами жрицы сверкнувшее лучиками солнца, но длилось это не дольше секунды; поцеловав супруга в тёмный висок, валькирия замерла на мгновение, крепко прильнув к нему, и затем отстранилась, будто бы сама смутилась своего порыва. Чуть всплеснули белые крылья в мягком, плавном жесте.
Эта секундная слабость, потребность хотя бы на мгновение спрятаться в его тепле, очевидная самому Теодору, отошла прочь так же быстро, как и накатила. Жрица подтянула к себе свой кофе, сделала крупный глоток.
Лучше не стало, пожалуй, но хотя бы желание неконтролируемо язвить напиток несколько приглушил.
— А теперь давай вернёмся к нашим баранам, Роберт. Поскольку лично ты явно уже влип по уши, терять тебе особо нечего, и если не хочешь в силу предыдущего печального опыта верить Теодору — можешь поверить мне. Я не заинтересована в том, чтобы доломать остатки твоей судьбы; большую часть жизни я только и занимаюсь тем, что кого-нибудь спасаю. Служба, знаешь ли, — она фыркнула, — хотя я как бы и ушла из Лиги Справедливости. Сочти меня на ближайшее время ангелом-хранителем и сделай что-нибудь осмысленное, чтобы я могла тебе помочь. Что ты имел ввиду, когда сказал, что можешь чувствовать ложь? Вопрос "кто ты такой" следует отправить обратно?
Чашка в руках Форбса едва заметно вздрогнула. Он осознал, что сказал в приступе гнева несколько больше того, что собирался; и хищный взгляд, которым поймала его женщина, не давал никакой возможности придумать правдоподобный ответ.

На некоторое время осмысленный разговор за столом затих; Сандерс, впрочем, почти не притронулась к своему салату, без особого интереса посмотрев на тарелку и лежавшие рядом приборы, и только тихо пила кофе, глядя в основном куда-то в сторону, за грань реального. Она размышляла над тем, что почувствовала в чужой памяти — и ей не нравилось это открытие.
— А ты? Тоже маг? — Спросил Роберт у женщины с откровенностью человека, которого вывернули наизнанку, а в силу того ему и терять уже нечего.
Вряд ли он на самом деле рассчитывал, что ему ответят; всё же сейчас не эта странная пара, состоявшая словно из двух дуальностей, зависела от него, а он — от них. Но Шаира вновь подняла на него лучистый мягкий взгляд; бывший агент, кажется, окончательно заплутал в его безмятежном абсолютном спокойствии. Если от Хартрайта волнами исходила злая, тяжёлая сила, ощущавшаяся и без любых эмпатических способностей, смешанная с железной волей, то его супруга излучала вокруг теплоту.
Она просто была — крошечное солнце, сиявшее неярко, но слишком искренне, чтобы это можно было игнорировать.
— Нет, я не мета и не маг, — улыбнулась жрица. — Только если немного. Моё колдовство иного рода, сама же я — дочь богов.
В этих словах не было ни оттенка лжи; впрочем, они и не были ложью. В её судьбе намешано было столько крови, что найтись могла бы всякая — была и та, что связала её с язычниками. Обдумав это, Форбс кивнул; удивляться происходящему у него просто не хватало сил, и он решил просто принять всё так, как ему показывали.
В конце концов, реальность порой превосходит самые смелые фантазии; почему бы сейчас не быть именно этому дню.

Женщина отвернулась вновь.
В самом факте работы с мета у русских не было глобального откровения; бывший герой Лиги Справедливости, жрица отлично понимала, что такое изобретение, как АРГУС, не может быть единственным и неповторимым в своём роде, да и такая тварь, как мисс Уоллер, конечно, существо редчайшее, но всё же не уникальное. Человеческий серпентарий выдавал таковых не в штучном экземпляре — к большому сожалению.
У любой крупной державы были свои подпольные программы, и ни Россия, ни Китай, в общем-то, этого даже особо не скрывали. Просто не афишировали — но все, кто хотел, догадывались.
Хуже было другое; дева битв коротко и остро взглянула на Теодора. Человек без лица, обрабатывавший бывшего агента британской разведки на протяжении трёх лет, пока королевство всё-таки не расщедрилось на обмен, совершенно точно не был человеком. Заглянувшая в омут темноты и ощутившая привкус отчаяния, женщина успела зацепиться за красноватый отблеск чужих глаз.
Факт какого-то малопонятного демона, работавшего на проправительственные организации, выглядел ровно настолько отвратительно, насколько был должен.

— Продолжать, — кивнула женщина, обдав собеседника волной искреннего сопереживания: она глубоко ощущала чужую боль, смешивая её с собою, точно воду, и позволяя тем самым разделить её, уменьшить и успокоить. — Мне важно понять, чего именно ты боишься, иначе я не смогу помочь тебе из этого выбраться.
Её горячая, сейчас, пожалуй, болезненно даже горячая ладонь тихо легла на колено супруга. Она хорошо знала, что такое — существование где-то на грани опасливого сумасшествия, когда в каждой тени таится чужое лицо, которое уже знакомо до последней черты. Лично Шаире для того, чтобы спастись, пришлось менять реальность.
И то, как оказалось, по спланированному сценарию, так что и бегства не получилось.

Однако таких красок, как было, история более не получила: укутанный приглушающим, бархатным голосом мага Роберт довольно подробно и чётко, вспоминая с большим старанием и мелкие детали, рассказал про то, что русские продолжали прессовать его уже и после возвращения на родину. Человек без лица, нечитаемый, пустой и холодный, как зеркало, появлялся нечасто, но каждый раз его появления сопровождала бездумная, леденящая паника, после прилива которой агент был готов сам себе перегрызть вены, лишь бы больше в это не погружаться.
Как и предполагала воительница, сама идея с выдачей того, что в тюрьме его завербовали, принадлежала не Форбсу. Похоже, русским почему-то была выгодна кадровая перестановка в ЦРУ, которая последовала мгновенно после ловко завёрнутой интриги со спонсированием международного терроризма, вот и воспользовались наиболее простым способом.

Сандерс куснула нижнюю губу, задумавшись.
— Ты не смог читать его, потому что это не человек. Нет, не мета, совсем не человек, — негромко произнесла она, вопросительно посмотрела на супруга, явно спрашивая разрешения. — Но вот зачем демону работать на чьё бы то ни было правительство — понятия не имею.

Кофе закончился, и этот факт отдавал каким-то невероятным тленом бытия. Жрица беспомощно оглянулась в зал в поисках официанта, но никого так и не обнаружила, отчего по красивому лицу её на мгновение скользнула тень серьёзного разочарования.
— Я уже говорила, что с тобой мне явно светит достойное продолжение карьеры богоубийцы, — пробормотала Шаира себе под нос, с сожалением отставляя пустую чашку на белое блюдце, — вот павшего ангела в моей практике ещё, кажется, не было. Нет, ну всегда интересно попробовать что-нибудь новое, конечно.
Ошарашенный взгляд Форбса заставил её улыбнуться, легко дотронувшись пальцами до собственных губ, и бывший агент потерялся окончательно, не зная, считать ли для собственного успокоения, что фрау Сандерс столь загадочно шутит, или принять за правду не только возможность существования богов, но и их убийства. Для человеческой психики вопрос осознания сакрального мира явно был достаточно сложен.

Выслушав диалог мужчин, крылатая валькирия медленно кивнула, но в её изумрудном взгляде вновь скользнуло раскалённое золото, выдавшее то, что она ускользнула куда-то прочь от рационального восприятия. Для концентрированной логики в её жизни теперь существовал дьявол.
— Больше всего меня смущают два вопроса. Во-первых, непонятна необходимость убивать именно на приёме. Давайте скажем откровенно, это можно было бы сделать тише и незаметнее; и если предполагать, что кто-то очень не хотел нашей встречи, то убить тебя, — жрица остро глянула на Форбса, — можно было бы и раньше, обставив это всё несчастным случаем или вообще бегством, и тогда на тебя ещё пару лет цепляли бы всех собак за государственную измену. Больше похоже на акцию запугивания, чем на разумный подход к зачистке. Во-вторых, последнее появление твоего человека без лица, Роберт, уже здесь, в Берлине. До этого всё худо-бедно, но всё же укладывается в какую-то цепочку событий; но когда он появился опять — ты уже не смог бы сделать для него ничего особо полезного. Что он хотел? Зачем приходил? Просто не отпустить тебя с крючка? Едва ли — для этого не нужно было бы появляться во плоти, хватило бы и снов. В этом появлении что-то очень... Нелогичное.
На мгновение Шаира опустила голову, скрыла лицо в тонких горячих ладонях, напряжённо думая, но мысли всё разбегались, превращаясь в стайку цветных игривых бабочек, что упархивали прочь от одного неосторожного движения. Услышанного всё ещё было недостаточно для того, чтобы мозаика вышла цельной; сквозь разбитый на осколки витраж просвечивало закатное солнце.
Время уходило, осыпалось песком — женщина отчего-то ясно ощущала, что им следует торопиться. Завязавшаяся в петлю интрига грозила вот-вот рвануть — это валькирия осознавала совершенно точно, а предположить последствия такой гремучей смеси, как спецслужбы, запуганные мета и непонятно на кого игравший демон, было очень сложно. Апокалипсис мог получиться даже более зрелищным, чем сброс бомбы на Хиросиму.

Выдохнув, она вновь откинулась на спинку мебели. Болото, сплошное болото; но хищная заинтересованность Хартрайта знатно подпитывала любопытство его жены, вытесняя в ней неприятное, тревожащее чувство опасности.
— Или он себя не контролировал, — плавно передёрнула крыльями женщина, немного виновато глянула на супруга и тихо устроилась под его рукою, прижавшись щекой к твёрдому плечу: ей вновь было зябко. — Я готова поверить в то, что курьер был настоящим, но заглянуть ему в голову мы как-то не успели. А вариантов, в общем-то, не так уж и мало, особенно при учёте внезапно возникнувшей в пространстве демонской фигуры: от лёгкого ментального контроля до полной потери личности. Если позволишь, я бы чуть позже пообщалась с полицией на тему того, что им удалось вытрясти: вряд ли он в самом деле вспомнит что-то важное, но, может, в нём хотя бы что-то удастся увидеть сквозь воды времени.

Она постучала пальцами левой ладони по столешнице, прислушалась к сухому неприятному звуку.
— Знаете, — медленно протянула жрица наконец, — больше всего мне это напоминает предложение не лезть не в своё дело. Посуди сам, Теодор: отчётливо видно, что ни одно из убийств не могло быть исполнено на самом деле. Понятия не имею, кто играет с третьей стороны, но нам явно советуют отойти прочь и не лезть. Примерно как тогда, в Корке. Снова УЛЕЙ?

Чужая ярость больно вгрызлась в сознание; опаляла она куда больше столкновения с асфальтом. Навредить Шаире физическим путём было чудовищно сложно: в столкновении её спины с закалённой сталью проигрывала сталь, о чём красноречиво свидетельствовало мелкое крошево, что осталось сейчас под её затылком. Чуть слышно выругавшись, женщина сердито тряхнула головой, заставляя мозг вернуться к нормальному восприятию, всплеснула белоснежными крыльями, помогая себе сесть.
Должно быть, на этот рывок и среагировал супруг, мгновенно оказавшийся рядом — в зверином огне его багряных глаз медленно сгорал здравый смысл всего происходящего. Жрица ухватилась за Хартрайта больше даже ради его спокойствия, чем для собственного, окутала его порывом тепла, немного торопливо, но до сумасшедшего искренне стараясь погасить эту вспышку — но всё же не успела. Бывший агент, и без того находившийся в состоянии глубокой нестабильности, явно вздумал съехать с катушек окончательно и теперь смотрел на них в компании пистолетного дула.
Целительница скривилась, всплеснула крыльями, закрывая дьявола белым оперением. Отлично, чёрт возьми! В довершение ко всему случившемуся им ещё перестрелки не хватало.
Аккуратно поддержав мужа под руку, дева битв на мгновение очень сильно сжала пальцами его локоть, чистой жизнью, что приняла облик золотого сияния, скользнув в его существо и щедро вливая собственных сил.

Выстрел заставил её вздрогнуть, но сориентировалась женщина спустя одно мгновение, зацепилась взглядом за труп, растянувшийся на мостовой — отчётливо выругавшись, она стремительно шагнула к Роберту, двигаясь столь быстро, что человеческий взор в принципе не был способен за ней уследить, вырвала из его руки пахнувший порохом ствол, чтобы тот от большого ума, не дай Небо, не успел разрядить его ещё раз.
— Некогда думать, твою мать, — прошипела она, рывком за ворот рубашки увлекая Форбса к себе: тот, кажется, окончательно потерял ориентацию в пространстве, а оттого сильно сопротивляться не смог. — Квартира! Вспоминай!
Вторую ладонь жрица прижала к груди мужа, закрыла глаза — и отчаянным рывком бросила их сквозь пространство, в мгновение построив и тут же обрушив светящуюся арку перехода. Если кто-нибудь и успел бы броситься за ними, то он бы лишь налетел на белую, белую стену пустоты.
Вдали уже слышны были звуки полицейских сирен. Конечно, Шаира глубоко сомневалась насчёт того, что им удалось не засветиться, но всё же это было лучше, чем дожидаться экипажей или исчезать прямо у них из-под носа.

Квартира, в которую забросил их портал, была небольшой студией, отделанной в светлых, неразличимых по вечернему времени оттенках — явно рассчитанной на одного. Нигде не было включённого освещения, вилка холодильника была выдернута и аккуратно лежала рядом, все окна плотно закрыты и зашторены. Последнее радовало особенно. Жрица ощущала, что привычной дорожкой скатывается в паранойю, но исключать наличие ещё одного снайпера вблизи не могла никаким образом.
Если Хартрайт был прав — а он, скорее всего, был, просто потому, что иное случалось слишком редко, — то казнь бывшего разведчика осталась только вопросом времени.
Роберт, как подкошенный, рухнул на пол, хватая ртом воздух — для него, похоже, такой способ перемещения был несколько неожиданным. Сандерс, одарив его взглядом убийственной теплоты и обожания, отвернулась к супругу, бережно коснулась лица его кончиками пальцев, ищуще заглянула в глаза, обдав мужчину терпким зеленоватым отливом сопереживания и тревоги; впрочем, через секунду она решила, что состояние Теодора можно признать удовлетворительным — если не обращать было внимания на его гнев.
Шаира устало улыбнулась, убирая руку.
Да уж, вечер удался.

— У кого-нибудь есть разумные предложения, что дальше? — Мрачно спросила женщина, сбрасывая к чёрту неудобную обувь и присаживаясь на подлокотник небольшого кресла.

На тумбочке в прихожей внезапно ожил телефон. Его громкая синтетическая трель радостно разлетелась по квартире, отразилась от стен и потолка и рухнула на внезапных гостей с полной своей неотвратимостью.
Жрица вопросительно приподняла бровь, потом посмотрела на бывшего агента, который уже пришёл в себя настолько, чтобы принять относительно-вертикальное положение. Пистолет возвращать ему, она, впрочем, не стала — перебросила Хартрайту с предложением распоряжаться на своё усмотрение. Сама она огнестрельное оружие по-прежнему игнорировала с абсолютным равнодушием.
— Роберт, в этой квартире кто-то жил?
— Последние два месяца — нет, — растерянно ответил тот.
В иронично-восхищённом голосе крылатой женщины проскользнуло какое-то мрачное удовлетворение:
— Прекрасно. Значит, по нашу душу. Никто не против, если я подниму трубку, нет? Теодор прав, и самая медийная личность из вас всех — я, меня при всём желании в толпе не спрячешь; может, узнаем хотя бы что-нибудь полезное. Например, кому мы так сильно понадобились, что нас всё-таки решили красиво развеять по ветру.
Не дожидаясь ответа, она стремительно вышла вон из комнаты.

Мягкий, шелковистый голос был выше, чем валькирия ожидала услышать, но в нём было что-то очень неприятное, похожее на звук ногтей, проводящих по стеклу. Внутри от него что-то переворачивалось; если бы сама Сандерс не была подготовлена к жизни куда более тяжёлым опытом ментального воздействия, она предпочла бы нажать на рычажок сброса, пожалуй.
— Мистер Форбс?
— Боюсь, что в ближайшее время мистер Форбс не будет способен к осмысленному диалогу.

Если бы над ней не висела тяжкая необходимость сохранять серьёзность, в которой явно черпал силы не сойти с ума окончательно Ричард, валькирия расхохоталась бы павшему ангелу прямо в лицо, отбросив к чёрту всё своё терпение. Знал ли он, интересно, сколько раз она слышала эту фразу, сколько раз её обещали уничтожить, стереть с лица бытия — и сколько раз она вновь и вновь смотрела на брошенные к её ногам кровавые жертвы, оставаясь живой? Едва ли; тогда бы, возможно, даже Сандалфон поостерёгся говорить со жрицей так.
Но злость слишком сильно вскружила ему голову.
— За меня не беспокойтесь, герр, — безмятежно улыбнулась Шаира, — последнее, что допустит мой супруг — это мою смерть. А вот насчёт лично Вашей я бы не была так уверена.
Мягкий взор её полыхнул раскалённым солнцем. Форбс, заворожённо смотревший на идеальное лицо женщины, охнул и отвернулся, вынужденный закрыться от этой вспышки локтем; сама же она, медленно обогнув защитный круг, словно нарочно ступая к нему очень близко, опустилась в кресло, расправив огромные крылья, чтобы они не мешали ей сидеть. Нежданный, но предвиденный гость смотрел на них со странным чувством отвращения и чего-то, похожего на зависть, одновременно.

Взгляд дьявола она встретила ответным — столь же жарким, забросила одну ногу на другую. Даже в помятом и испачканном платье она восхищала своей невероятно живой, совершенной красотой, таившейся в каждом стремительном движении.
Бережно сняв с головы золотую диадему, Шаира посмотрела на то, как в аккуратной россыпи некрупных изумрудов играют тусклые блики от зажжённой лампы, и отложила украшение на стол. Как и всякая женщина, она ценила полученные подарки и терять их из-за очередного идиота, который вздумал перейти ей дорогу, отнюдь не собиралась.
В её мировосприятии Сандалфон был чем-то вроде бессмысленной декорации, от которой в скором времени следовало избавиться, а драгоценные камни были много более приятны в созерцании.

Две металлические шпильки, удерживавшие волосы в изящном вечернем пучке, жрица извлекла из причёски привычным жестом, тряхнула головой, позволяя густой меди локонов разлететься по плечам, и как-то лениво провела по ним длинными пальцами, призывая свой венец. В жуткой простоте красноватого металла, испившего крови более, чем многие демонские мечи, таилось ледяное обещание беды; и в том, как эта женщина носила его, чувствовалось, что в своём праве требовать ответов она сомневается в последнюю очередь.
— А теперь, — почти нежно произнесла герцогиня, обратив на павшего ангела хищный и злой взгляд, — предлагаю обсудить интересные вопросы твоего здесь присутствия. Не хочешь объяснить, что ты хотел от Форбса?
— Форбс? — Презрительно искривил губы Сандалфон. — Разменная монета в горсти таких же. Нет, меня интересовал он, — падший ангел ткнул пальцем в сторону повелителя ада, глядевшего с восхищенем на свою супругу. — Или его брат. Эти двое забыли, ради чего всё затевалось. Они жили войной, а потом отказались от своего права, увлёкшись человеческими игрушками!
Эра приподняла бровь.
— И ты решил, что вправе оспаривать их решения, серьёзно? Нет, я всегда знала, что в вашем племени с гордыней всё тяжело, но чтобы настолько... Продолжай мысль, я всё ещё с интересом внимаю. Ты решил развязать войну?
Форбс смотрел на происходящее, перестав понимать хотя бы что-то. Осторожно шагнув назад, он присел на диван, стараясь не выдать своего любопытства, но все трое всё равно ощущали его. Дьявол загадочно улыбался, а запертый в клетке Сандалфон злился.
— Они стали слишком мягкотелыми, оба! — Сплюнул под ноги падший ангел. — Мы могли получить Эдем ещё зимой, Лучезарный мог воссесть на трон этим летом, а вместо этого на обоих престолах сидят смертные выблядки, не понимающие, что значит — управлять всем! Война на их любимой игрушке должна была обратить их внимание на происходящее, и это сработало! Попробуй скажи, что нет, он же здесь!

Жрица всё-таки рассмеялась, запрокинув голову назад, и этот хрипловатый смех её опалил жаром всех собравшихся. В мягком жесте её ладони можно было бы усмотреть даже восхищение от услышанного.
— Нет, быть может, с той частью, что про смертных и престолы, я с тобою согласна, но в остальном же ты не знаешь и не понимаешь ничего. Ты даже представления не имеешь, насколько всё сложнее, и здесь он отнюдь не по этому. Ах, да. Позволь разочаровать тебя ещё раз — престол Града занят теперь тем, кем должно, так что войны тебе не светит ещё очень, очень долго.
Хищно подавшись вперёд, насколько позволяла пентаграмма, умело запитанная владыкой Ада, старый ангел заглянул в глаза герцогини.
— Ты была более покорной, когда вас с кузнецом растянули на крючьях на глазах друг у друга, женщина, — он почти шипел. — А теперь владыка решил поиграть с тобой и взял тебя в постель? Демиург мёртв, шлюха.
— Пять, — веско бросил Теодор.
Форбс изумлённо поднял на него глаза.
Даже Сандалфон удивился:
— Что?
— Когда я дойду до нуля, ты умрёшь, — владыка преисподней не выказывал гнева, но Эра не могла не чувствовать то пламя, которое рвалось наружу.
— Ты всегда любил цифры, — запертый ангел тоже начинал злиться.
— Михаил цел и невредим, — проинформировал его британец. — Четыре.

Голос был равнодушным — и это пугало. Роберт хотел вжаться в спинку дивана, и только напоминание о том, что вот эти двое на его стороне, успокаивало его. Наверное, он был бы рад, что его мучитель теперь расплачивается сполна, но было слишком жутко.

Сандалфон заговорил быстро, стараясь донести бесполезность действий обоих:
— Я не один такой, на моё место придут другие. Сотни, тысячи таких, как я. Я не смог сделать ничего с армией ангелов, но у меня есть сторонники.
— Три. — Дьявол посмотрел на жену.
Жрица прикрыла глаза, откидываясь на спинку кресла и прижимаясь к ней затылком.
— Сомневаюсь, что они будут более полезны, чем ты сам, но спасибо, что предупредил. Идиотов всегда хватало, — бросила она и затем как-то очень резко повернулась к дьяволу. — Вы позволите, мой лорд?
Ответом ей послужил короткий кивок.

Всплеснуло оперение, в котором дева битв попыталась — да неуспешно, — укрыть собственный гнев. Павший ангел смотрел на неё насмешливо, явно наслаждаясь резанувшим чувством злого отвращения; но когда она бесстрашно шагнула к нему, отводя руку для замаха, в тёмных глазах на мгновение блеснуло что-то, похожее на осознание.
В воздухе полыхнуло раскалённым бликом ангельского меча, из небытия появившегося в узкой женской ладони, и удар её был столь резок, что даже заметить его едва ли можно было успеть — не то, что закрыться.
— Ещё никто не додумался укорить меня в том, что я делю постель вне брака, — прошипела Эра, проворачивая клинок в чужом сердце.
Всё же вжавшийся в диван и превратившийся в тень Ричард отвернулся, явно очень надеясь, что на него в ближайшее время не станут обращать внимания.

В квартире пахло гарью и металлом; поморщившись, женщина распахнула окно, позволяя свежему воздуху ворваться в квартиру. Сразу стало прохладно, но дышать стало куда легче.
— С удовольствием. Сандалфон всегда был редкостным мудаком, но как-то от масштабов этого всего я успела отвыкнуть, — пожаловалась Шаира дьяволу, с удовольствием позволяя притянуть себя ближе и обнимая его одной рукой за шею. — На самом деле, мне не стоило бы… Терять самообладание.
Но особой жалости в мелодичном голосе певчей птицы отчего-то всё равно не чувствовалось; разве только о том, что она могла бы обеспечить павшему ангелу немного больше удовольствия на прощание, если бы не была так жестокосердно стиснута рамками времени. Приёмная дочь половине языческих пантеонов, жрица знала большой толк в пыточном искусстве.
И не преминула бы пройтись и по тем самым крючьям, которые ей так желчно припоминал мертвец.
Понежив супруга коротким, летящим поцелуем у самого края губ, воительница неохотно отстранилась, вновь провела рукой по медным волосам, отбрасывая их назад и позволяя венцу исчезнуть. Черты её нежного лица вновь смягчились, не позволяя больше видеть в их идеальной гармонии властной жестокости; из взгляда ушёл хищный гнев.

Пока дьявол отсутствовал, сама дева битв закрылась в ванной; вернулась она уже без макияжа, явно смирившись с тем, что и этот вечер тоже испорчен безнадёжно, устроилась на небольшой кухонной столешнице. Стульев было всего два; один из них, помаявшись, занял Роберт, подвинувшись так, чтобы не касаться белых перьев. Их лёгкость была тревожащей — и щекотной.
Наблюдая за тем, как супруг возится у плиты, Сандерс легко озаряла его сознание позолотой. Странно, но она даже не попыталась оттеснить его прочь и заняться мелкими делами самой, как всегда предпочитала с кузнецом, и это изрядно удивляло целительницу. Отсутствие выворачивающего, неясного беспокойства, с которым она жила вечность, пустоты, которую требовалось заполнить хотя бы чем-то, было чудовищно непривычно.
— Если честно, я сейчас предпочла бы поесть кофе ложкой прямо из банки, — улыбнулась женщина. — Нет, спасибо, не нужно сахар, я вообще чистый люблю.

Получив вожделенную кружку в руки, валькирия с наслаждением приникла к горячему напитку, наплевав на то, что это кипяток, и на то, что пьёт она его из керамической кружки, больше подошедшей бы для бульона, с одинаковым равнодушием. Спустя несколько минут вдумчивой медитации над горьким и бодрящим вкусом в мир вернулся смысл.

— Вообще, интересная история, — она с некоторой задумчивостью посмотрела на сигареты Теодора, но потом будто бы передумала, — человечество с ума сходит не первый месяц, но при этом нарастает всё как-то очень неправдоподобно — равномерно и без откатов. Тот факт, что людей в этом мире подогревают нарочно, хорошо объясняет, почему напряжения всё больше. Оно не спадёт, его наоборот будут кормить, стравливая страны друг с другом. Такой прекрасный инструмент, как спецслужбы, ничего выдумывать не нужно! Человечество само себе подложило бомбу замедленного действия, грех ею не воспользоваться. Хотя нет, знаешь, не только человечество. Я не в восторге от гениального стратегического решения Катара съебать на Танагар за моей спиной, но тот факт, что ему это вообще понадобилось, прозрачно намекает, что и в системе Поляриса — полная феерия, которой там не было лет триста. — Она помолчала, задумчиво созерцая свою чашку, словно в ней видела какой-то скрытый смысл. — Не мой турку, пожалуйста, я хочу посмотреть. Пожар раздувают везде, на Земле он лишь гореть будет ярче всего.
— Действительно, какая мелочь, — пробормотал Форбс, меланхолично всыпая себе в кофе четвёртую ложку сахара.
Валькирия одарила его улыбкой голодного крокодила и снова отвернулась к дьяволу, с удовольствием сосредотачивая на нём всё своё внимание. Несмотря на декорации, которые явно отдавали привкусом грядущих неприятностей, она получала удовольствие даже от того, чтобы просто говорить с ним, кусочек за кусочком собирая картину воедино.

— У нас плохо с активами. Я бы сказала, что у нас с ними просто отвратительно, — беспощадно произнесла Шаира. — Учитывая бардак в разведках, рассчитывать на то, что они способны предоставить внятные ресурсы, не приходится. Агентурной сети у нас тоже никакой. Шансы понять, что происходит, ещё есть, но контролировать — близки к абсолютному нулю.

Шаира несколько секунд созерцала супруга, устало прислонившегося к сгибу её огромного крыла, потом подвинулась по столешнице чуть ближе, медленно повела правым и запахнула Хартрайта в белые перья, точно в одеяло. Они уже не состояли из N-металла, и никакого таинственного влияния на магических существ более не имели, но в их густой глубокой мягкости таился покой, в котором можно было утешить свою усталость. Бережно, ободряюще коснувшись плеча дьявола, валькирия мельком подумала, что и сама бы не отказалась отдохнуть от последних двух дней, в которых событий было достаточно до самого конца года.
Впрочем, ничего. Ещё успеется.

— Мыши — это только Америка, Теодор. Лучше, чем ничего, конечно, но и то… — Жрица поморщилась, в одном этом лёгком жесте выражая все свои сомнения. — Я с половиной из них работала бок-о-бок несколько лет, с оставшимися встречалась эпизодически — даже сам Бэтмен не может похвастать вменяемыми навыками необходимой категории. Они все солдаты, великолепные солдаты, безусловно, но не разведчики и тем более не шпионы. Вообще, знаю кое-кого из бывших ООНовских программ, кто бы заинтересовался подобным предложением… Пришлось тут недавно поднять старые связи.
Она перевела взгляд на Форбса.
— Кто-нибудь из твоих? Спецы в последнее время по ведомствам носятся так интересно, что не удивлюсь узнать о парочке профессиональных диверсантов, пристроившихся на мирную службу в посольство.
— Возможно. Я покажу досье, — согласно кивнул тот.
Хамить он на время забыл, увлечённый этим внешне совершенно обыденным разговором, в котором на самом деле запросто могла решиться судьба целого мира. И, быть может, даже не одного.

Табачный дым щекотал чуткое обоняние; жрица коснулась тонкими пальцами переносицы, улыбнулась едва заметно. Когда при ней курили в помещениях, она обычно в течение двух ударов сердца превращалась в фурию и хотела убивать каждого, кто неосторожно достанет зажигалку, но терпкий запах сигарет Хартрайта отчего-то действовал строго обратно — он успокаивал.
— Можно продолжать светить меня на любом уровне, хуже мне от этого не станет, — белокрылая женщина равнодушно пожала плечами, плеснула себе ещё кофе, уже изрядно остывшего; не задумавшись, она согрела его лёгким выдохом на край чашки, — я работаю в науке очень давно; археология всегда привлекала общественное внимание, поэтому все желающие могли про меня найти всё необходимое, да и Лига сделала меня, мягко сказать, несколько известной. Какая разница, буду ли я ещё более заметной? В тени я за последние мно-ого лет насиделась с головой.
В зелёных глазах плеснуло что-то, похожее на лукавую усмешку; в конце концов, после того, как она покинула осточертевшую Америку для того, чтобы перевестись в Берлин, где можно было вздохнуть полной грудью, странно ей было бы вновь желать оказаться в стороне от истории, за гранью чужих судеб.

— Кстати, — лицо Шаиры озарилось лёгкой вспышкой сомнения, — у меня ведь есть приглашения на работу от ООН… Не первый год зовут, но мне всегда приходилось отказывать, потому что Ястреб при одном упоминании мгновенно вставал на дыбы. ЮНЕСКО жаждет моего присутствия в своих программах по культурному наследию для официального экспертного мнения и координации.