Да под гору буйны головы сложили.
Белый город — да не плачет. ©

Смерть дьявола, на самом деле не бывшая смертью, накладывала определённые ограничения на ту информацию, которую Эра — ах, нет, здесь она по-прежнему всё ещё была Шаирой Сандерс-Холл, и пока она решила ничего в этом вопросе не менять, — могла выдать коллегам. Ей пришлось знатно поломать голову над тем, как, во-первых, утаить шило в мешке от остальных товарищей, которым совершенно не требовалось знать про то, как и зачем Орлица хочет в Асгард, проведя весь визит за их спинами, и как, во-вторых, преподнести мисс Сноу, уверенной в гибели Блэка, такое роскошное предложение, как визит к германо-скандинавскому пантеону в нежные объятия.
Сам супруг предложил сослаться на свои контакты в британской разведке, поскольку там Фрост фигурировала в его отчётах; очень долгий проникновенный взгляд, которым герцогиня наградила его в ответ, описать было сложно, но особого воодушевления в нём однозначно не наблюдалось. По долгу геройской службы жрице приходилось сотрудничать со многими ведомствами, и она совершенно точно могла сказать, что из итальянской мафии выжать что-то полезное в миллион раз проще, чем из Ми-6 с их тысячетонным англо-саксонским упрямством.
В конце концов, однако, легенду можно было счесть удовлетворительной. В пределах расследования смерти Сэмюеля Шаира в целом могла позволить себе творить если не всё, то многое; его конфликты с асами уже всплывали и на широкой публике, визит с вопросами в них укладывался вполне неплохо, и Кейтлин, как он уточнил, об определённой напряженности в отношениях со скандинавскими богами знала так же. Фыркнувшая что-то в достаточной мере ироничное по поводу умения женщин вытягивать правду даже из дьявола, впрочем, совершенно беззлобно, Орлица отправилась очаровывать саму Сноу.

Они были знакомы по Лиге и даже как-то выполняли парочку миссий вместе. Не сказать, чтобы они были подругами, конечно; но между ними никогда не было конфликтов, что в сложившейся ситуации было вполне неплохо. Тщательно отмерив искренности в своём голосе и на скользких моментах сославшись на секретность, сквозь которую пробиться ей до сих пор не удалось, жрица пересказала аккуратно выверенную версию, почему ей для этой авантюры нужна именно Кейтлин, и затаила дыхание.
И — о чудо, — та не стала отпираться. Может быть, её прельстила возможность любознательно потыкать палочкой в асов с чисто научной точки зрения, да и сильно возмущаться на тему возможности прихватить из Асгарда что-нибудь полезное валькирия не стала. Им всё равно светили неприятности, и пара унесённых артефактов ничего бы существенно не изменили. Если Фрост при этом почувствует удовлетворение учёного, дорвавшегося до интересных игрушек — да всегда пожалуйста, Шаира готова была принести ей мешок.
Или даже два.

Обсудив все очевидные возможные подводные камни мероприятия, женщины почти обоюдно — под очень аккуратным нажимом девы битв, который действительно был скорее мудрым советом, — пришли к решению, что начинать путь лучше не отсюда, и договорились встретиться в штабе на следующий день, подготовленными ко встрече с прекрасным. Конечно, в результате они наверняка что-то не учли, но, по крайней мере, они старались обезопасить себя максимально.

***

Золотое сияние рассыпалось опаляющими искрами, а когда опало — обеих женщин уже и близко не было в Америке. Вихрем проскользнув между расстоянием и вероятностями, Эра перенесла их далеко на север, на исландские скалы Вестфьорда в самой западной их точке, где единственным свидетелем их появления могли бы быть птицы — но все они уже давно снялись в путешествие на юг, а оттого вокруг было тихо и пусто. Далеко внизу, у подножия плескались холодные свинцовые волны, тягучие и неприветливые, но в чём-то по-своему притягивающие; жрица несколько минут задумчиво вглядывалась в них, подойдя к краю, и затем отступила, стремительная, белоснежная, точно призрак.
— Чем хороша Исландия, так это тем, что при её населённости сложнее найти место, где люди есть, чем абсолютно пустое пространство, — поделилась Шаира со своей спутницей. — Отсюда добираться до Асгарда намного проще, чем из Америки. Вера в древних здесь крепка… Да и боги заглядывают сюда чуть почаще, чем в остальной Мидгард. Сейчас мы попробуем сделать довольно коварную вещь и зайдём в Град Богов не через главный вход. Много столетий назад я служила Одину, как валькирия, и если с самим Одином у нас отношения сложные, как, впрочем, это у него бывает со всеми, то сёстры мои всё ещё меня помнят. Мы видимся с ними порой.
Сосредоточенно покопавшись в набедренной сумке, Орлица вытащила небольшой чёрный чехол, вытряхнула из него плеер и протянула Кейт, аккуратно вложив его в холодную женскую ладонь.
— Держи. Наушники вакуумные, я очень надеюсь, что сквозь них не пробивается никакой звук; по крайней мере, при правильно выставленной громкости мне помогало. Для того, чтобы позвать сестёр, мне придётся петь… И Песнь Павших — это совершенно не то, что нужно слышать живым, — объяснила она, спокойно и строго посмотрев в чужое лицо. — Зацепишь хоть одну ноту — можешь уйти туда, откуда назад дороги нет, и я не уверена, что смогу тебя вытащить быстро и без потерь даже с помощью других валькирий. Как можно будет снова слышать — я покажу. Не волнуйся, это не так уж и долго.

Выдернув из земли копьё, она провернула его в руке привычным отточенным движением, сняла со спины щит и, глубоко вздохнув, с силой ударила о него оружием. Тоскливый, глухой звук, так странно вплетавшийся в суровый северный пейзаж, полетел над скалами, совершенно не торопясь затихать, и в нём слышалась горечь — и одновременно надежда. Орлица остро взглянула на Сноу, ища у неё подтверждения тому, что можно начинать.
Взор её, подёрнутый изнутри золотой дымкой сейда, что был древнее, чем сама земля под их ногами, обжигал не хуже прикосновения.

Затопленные расплавленным золотом глаза валькирии скользнули по Кейт, уже почти ничего не выражая, затем ушли невидящим взором вдаль, в плескавшиеся волны, в скалы, об которых много веков бился ветер, стирая гранит своими холодными пальцами. Вокруг царило одиночество — и жуткий, ирреальный холод, не имевший ничего общего с плохой погодой, что для северной Исландии, в общем-то, не была большой редкостью.
Тьма времён всматривалась в женщину, пришедшую сюда вновь, и в этом взгляде были гладкие бока драккаров и огни сожжённых церквей. Прошлое, что давно ушло, но чья память по-прежнему крепка.

Провернув копьё в ладони, воительница вновь ударила им о щит, и глухой, тоскливый звук протянулся вновь, нарастая, точно рокот при землетрясении. К третьему разу он был всюду — и звенел сам по себе. И тогда — тогда дева битв запела, подняв глаза к серому низкому небу, и её голос, сильный и тревожный, полетел над землёй; в нём слышались отзвуки битв и стоны умиравших, звон клинков и звуки костров; в нём смерть сплеталась с новой жизнью.
Она запела, как прежде, в каждое слово вкладывая часть собственного существа, и это было и поминальной службой по каждому, кто погиб, и призывом к тем, кто реял над войнами, и гимном всему тому, что ещё свершится впредь. Песнь, не имевшая ничего общего с реальным, живым миром, билась о скалы серебряным дождём.
И те, кто должен, услышали её.

Эра не поняла, как они оказались здесь, потому что обычной радужной вспышки, знаменующей открывшийся Бифрёст, не было. Две крылатые лошади опустились на край плато, но вместо обычного цокота копыт они были бесшумны.
Гостьи, закованные в доспехи, смотрели на певчую птицу.

"О ком плачешь ты, лебяжья дева?"
"Я плачу о тех, кто пал в Девяти мирах, но не увидел света. Я плачу о тех, кто заблудился во тьме."
"По кому поешь ты погребальную песнь, вестница смерти?"
"Я пою о тех, кто кровью залил чужие мечи, но не нашёл покоя. Я пою о тех, кому в вечной скачке мчаться меж звёзд на мёртвых конях."
"О ком скорбишь ты, белая всадница?"
"Я скорблю о воинах, путь свой прервавших не так, как было должно. Я скорблю о муже, кто, вернувшись домой, не найдёт жены."

Рядом с вбитым в землю копьём Шаиры вошло ещё два древка.
— Мы оплачем их с тобой, сестра, — произнесли в унисон женские голоса.

И мелодия продолжилась, сплетаясь в удивительный мираж, в звёздную пыль, в отблески пламени на оружии; и когда затихла, то мир вокруг, казалось, не в силах начать жить. Плач тех, кто приносит смерть и войны, редок, и каждое слово, каждая нота в нём наполнена таинством, которое не под силу познать никому иному.
Несколько долгих минут стояла абсолютная тишина, и женщины смотрели друг на друга, зная, что им не нужно ничего говорить.

Затем воительницы обнялись под звон своих кольчуг. Изящная, точно фарфоровая статуэтка, Шаира на их фоне казалась хрупкой, а белые крылья придавали ей оттенок чужеродности — ангел в силках солдат, но затем они рассмеялись все вместе, и стало понятно, что узы, связавшие их много столетий назад, всё ещё крепки. Спросив разрешения, девы битв огладили и оперение её, расставшись со своими перчатками, восторженно воскликнули, напоминая птиц, рассмеялись вновь.
Сандерс сделала лёгкий жест рукой, взором указала на стоявшую чуть поодаль фигуру учёного, выражавшую определённый скептицизм ко всему происходящему. Гостьи этого места, полного древности и одиночества, кивнули, соглашаясь.

Жрица подошла к Кейт, коснулась её плеча и, улыбнувшись, сделала жест, что можно вытаскивать наушники. К ним приблизились и обе валькирии, ведущие на поводу своих белоснежных крылатых коней, косивших на незнакомок умными лиловыми глазами. Один из них, пофыркивая, потянулся ко Сноу и с интересом обнюхал её волосы, затем — лицо, обдав жаром дыхания, всхлестнул хвостом и гордо задрал голову, красуясь перед новым зрителем, за что заслужил немедленный шлепок по крупу от хозяйки.
— Это моя товарка по оружию, Кейтлин Сноу, — представила Эра свою спутницу.
Валькирии кивнули; та, что была повыше, статная женщина с золотыми волосами, собранными в две длинных косы, сняла с себя крылатый шлем и повесила его на луку седла. У неё было красивое резкое лицо, напоминавшее вдохновенные плакаты времён Второй Мировой про то, как должна выглядеть идеальная девушка арийской расы.
— Имя мне — Бруннхильда, — представилась она. — Рада приветствовать тебя на этой земле, коли ты друг Хервёр.
— Имя мне — Мист, — произнесла следом и вторая, повторила спустя мгновение ритуальную фразу вслед за предводительницей, — рада приветствовать тебя на этой земле.
Переминавшийся с копыта на копыто жеребец опять потянулся к Фрост, за что получил тычок по морде и, изобразив смертельную обиду, хлопнул крыльями, отвернулся к морю, но мягкие бархатистые уши всё равно стояли торчком, внимательно прислушиваясь к происходящему.

— Рассказывай, сестра, что привело тебя к нам. Зная тебя, не верю, что заглянула ты в гости просто так, — чуть печально улыбнулась Сигрдрива. — Я помню, что даже на пирах в Золотых чертогах тебя было не дождаться.
— Такова жизнь, Брунн, — несколько беспомощно развела руками Альвис, и в её голосе звякнула грусть.
Она тоже хотела бы, может, среди них в хмельном танце кружиться с эйнхериями, которых прежде обносила вином, но ей никогда не могли даровать этого. Впрочем, теперь ей не приходилось о том и сожалеть — вместо вечности средь дочерей войны она получила вечность, что была несравнима темнее — и жарче.
И счастлива была тому.
— Мы всегда знали это и не виним тебя. Что за помощь нужна от нас? Коли ты пришла не одна, дело у тебя серьёзное.
Рыжеволосая женщина кивнула:
— Так и есть. Мы с Кейт ищем следы одного… Мужчины; по странным путям родства он приходится мне дядей от моего неудавшегося отца. Его звали Сэмюел Блэк, и чуть больше полутора месяцев назад он погиб. С Одином у него были крайне напряжённые отношения, и я знаю, что незадолго до смерти он путался с северным пантеоном. Что-то искал.
— Хм… — Мист задумалась, опираясь на спину своего маунта. — Высокий брюнет?
— Да.
— Ты знаешь, что я не одобряю нынешней политики Одина, — с лёгким неудовольствием кивнула предводительница Валькириора. — Но я всё ещё названная дочь его. Ты жаждешь мести, Хервёр?
— Нет. Я отдаю дань памяти и должна закончить то, что он начал, — твёрдо ответила Эра. — Но не ищу чужой крови. Хотя, конечно, перспектива закатить скандал Всеотцу посреди Вальхаллы выглядит увлекательной. Такого в моей практике ещё не было.
Валькирии рассмеялись, легко и беззлобно.
— Воистину, — согласилась Бруннхильда. — Что же, сестра, я верю тебе. Мист?
— Я тоже верю Хервёр, — кивнула вторая вестница смерти.
— Мы поможем вам добраться в Асгард. Долг не может остаться невыполненным, нам ли этого не знать. Твоё лебединое оперение…
— Всегда со мной, — улыбнулась жрица.
— Кейт, — обратилась Сигрдрива к Фрост, и в её устах короткое имя прозвучало неожиданно мелодично, — тебе придётся поехать со мной на моём жеребце, ибо я вижу, что ты смертна. Но моя аура скроет тебя, пока ты не шагнёшь в Валькириор, а дальше до тебя привратнику не будет никакого дела, ибо на нас ему смотреть всегда было неинтересно.

Легко вскочив в седло, дева битв протянула Сноу руку, помогая взобраться на широкую лошадиную спину и устроиться позади неё. Мист тоже запрыгнула на маунта, легко пристукнула пятками сапог по его крутым бокам; пегас фыркнул, раскрывая крыла.

Мечи обнажив,
на диких конях,
не знающих седел,
прочь мы умчимся. ©

Убедившись, что женщина устроилась на спине жеребца, дева битв строго велела Сноу обнять себя за талию. Спина маунта была достаточно широка, но всё же особым комфортом такой способ перемещения не отличался: приспособлен поскольку всё больше был для перевозки мертвецов, которые в силу своей нематериальной природы претензий обычно не имели.
— Не беспокойся, — усмехнулась Сигрдрива одними губами, вновь надевая на голову шлем, — этот полёт не будет долог. Путь в Асгард отсюда короток; пока есть вера — есть и широкая дорога. Пошёл!

Обменявшись мягким касанием с Мист, которая предложила сестре занять место позади неё на спине второго пегаса, Эра отрицательно качнула головой, развела руки — и оделась в лебяжье оперение, в мгновение призвав его из пустоты безвременья. Крупная белоснежная птица, тяжело ударив крыльями по воздуху, взмыла вверх; следом сорвались и кони, легко вздыбив копытами свежий морозный воздух.
Голая холодная земля отнеслась к их уходу равнодушно; волны, что плескались об эти скалы сотни лет, продолжали плескаться и дальше, с невероятным упорством разбиваясь о прибрежные камни. В Исландии почти ничего не менялось вот уже тысячу лет — да не будет меняться и дальше, и вестницы смерти, озарившие это плато собою, вскоре останутся только воспоминанием для тусклого северного солнца, белыми призраками, исчезнувшими так же стремительно, как и появившимися.

И спустя миг их проглотил лёгкий туман с привкусом крови, сменивший собою тянущиеся по небу облака.
Скачка на грани полёта в нём заняла от силы десяток секунд объективного времени; вскоре тяжёлые копыта лошадей уже опустились на вымощенный брусчаткой подъезд к конюшне. Эра и Кейт едва ли даже успели как следует насладиться зрелищем града богов, выстроенным в идеально выверенной форме валькнута, когда воительницы направили складывавших крыла скакунов внутрь здания.

— Добро пожаловать в Асгард, — объявила Мист, соскакивая на пол и беря зверя под уздцы, — ответственности за поломанную психику по итогам экскурсии не несём.
Её жеребец, осознавая, что ему сейчас опять придётся отправляться в стойло, сильно осчастливленным не выглядел, но валькирия, похлопав его по крупу, решительно повела коня в сторону денника, и тот, мрачно отфыркиваясь, побрёл следом. Эра, уже скинувшая с себя лебяжье оперение и вновь бывшая женщиной, а не птицей, добродушно рассмеялась, протягивая руку Кейт, чтобы помочь той спуститься с высокой спины маунта — не опираясь на стремена, задачей это было не самой простой.

— Хервёр, — окликнула сестру Сигдрива, — ты знаешь, что искать?
В задумчивости воительница закусила нижнюю губу. Знала она отлично; проблема была только в том, как это описать, не зародив никаких ненужных подозрений что со стороны других валькирий, что со стороны Сноу. Последней вообще ещё надо было как-то аккуратно преподнести мысль, что Орлица в самом деле приходится дьяволу прямой родственницей.
Несколько раз в разных вариациях, но эту часть генеалогического древа детей Яхве лучше было опустить. Смертная психика, не покорёженная родством с языческими пантеонами, не была рассчитана на такую дозу прекрасного единовременно.
От осознания, что она сама приходится Белиалу дважды племянницей, в свете высказанных догадок, возможно, сестрой, а теперь ещё — в качестве контрольного выстрела — и женой, сама герцогиня крайне веселилась.
— Знаю, — наконец тяжело вздохнула Орлица, отбросила медные косы назад, на спину. — Отметину на Иггдрасиле.
Голубые глаза посмотрели на неё чрезвычайно внимательно.
— С кем же ты спуталась, дочь войны? — Спросила предводительница валькирий с живым интересом. — С тем, кого наши боги предпочитают не называть по имени?
Жрица кивнула, мимолётную улыбку скрыв за взмахом крыла. Она знала, что Брунн чертовски умна; не будь она такой, ей бы не простоять было столько лет на службе старого Игга, и наверняка старшая из дев битв догадывалась, всмотревшись в существо названной своей сестры, что та хранит много больше тайн, чем желает открыть.
Но едва ли яростная дева щита на самом деле могла понять масштаб тех секретов, что стояли за белокрылым призраком с топкими малахитовыми глазами, ибо пока сама Эра не понимала этого до конца.
Блондинка усмехнулась и указала гостьям на выход, пояснив, что нагонит их, как только расседлает своего жеребца, а дорогу-то Хервёр уж как-нибудь упомнит.

Приобняв Сноу за талию, женщина увела её прочь.
— Чуть больше десяти лет назад в Асгарде была эпическая и весьма даже успешная попытка устроить Рагнарёк, — вполголоса объяснила Сандерс своей спутнице, — но потом пришёл Люцифер и всё испортил, это такая славная традиция. Тогда на Иггдрасиле погиб архангел… У меня есть большие подозрения, что Блэк искал именно его, и свара с моим чудесным бывшим домом на этой благодатной почве для него вышла не такой уж безобидной.

И какое счастье, что сам дьявол супругу к этому моменту не слышал. Его гомерический хохот запросто нарушил бы славную идиллию двух очаровательных женщин из Лиги Справедливости.

Конюшни Валькириора стояли чуть ниже, чем сам чертог, и Орлица увлекла свою спутницу по белой дороге, что взбиралась на небольшой пригорок; с него открывался вид на сияющий златом и великолепием град богов. Сама Эра, впрочем, смотрела на величественные дворцы, переходы и синие сапфиры озёр с заметным скепсисом — ей довелось здесь пожить, и это были не самые приятные годы в её бессмертии.
Внешний пафосный лоск Асгарда знатно терял в своей привлекательности, как только вспоминался склочный характер его хозяев.
— Это же Люцифер, — фыркнула воительница, — ну, в смысле, у него суть природы в том, чтобы портить окружающим планы, причём чем они эпичнее, тем с большим размахом Люцифер всё рушит. Так заведено. Хотя, на самом деле, его участие в этом безумии, что предотвратило Рагнарёк, спасло мультивселенную от уничтожения, которое совершенно не входило в его мечты, но способы, которым он вмешивается в судьбы, меня всегда восхищали. Да… Да, но не совсем; архангел мёртв безнадёжно, и найти его самого не представляется возможным. Нам нужно найти душу и выволочь её отсюда, потому что баланс вселенной и так находится в полной заднице, и отсутствие одного из сыновей Яхве не помогает ему восстановиться. А потом — очень оптимистичная задача живыми вернуться в Мидгард.

О, вот оно, это замечательное узкое место, в котором надо не ляпнуть ничего лишнего; они всё-таки дошли до момента задавания максимально неудобных вопросов. Не то, чтобы Эра верила, будто бы их удастся миновать вовсе, но определённая надежда в ней всё же теплилась. Некоторые смертные понимали, что многие знания — многие печали, и согласны были с этой великой мудростью.
Но только не учёные, разумеется. Эти всегда считали, что надо брать любую информацию, а уже потом разбираться, что с ней делать.
Вздохнув, женщина грациозно пожала плечами, и её белые крылья всплеснули едва заметно:
— Долг крови, Кейт. Я не могу сказать, что наша семья хотя бы отдалённо напоминает что-то приличное, в ней весело процветают все известные смертным грехи и даже часть неизвестных, но всё же — семья остаётся семьёй. Сэмюель приходится мне дядей — по отцу; я должна понять, что случилось, и закончить то, о чём хотя бы знаю.
— И кто был твоим отцом? — Спросила Брунн, неслышно подошедшая сзади.
— Метатрон, — поморщилась Шаира, — редкостный мудак, на самом деле, пафосен, как Тор после пяти бочек эля, амбициозен и, что особенно расстраивает, круглый идиот. С матерью мне повезло куда больше, но остальная часть моей семьи по отцу не так уж и плоха.
— Чудны дела, — вздохнула валькирия, потом повернулась к Сноу и протянула ей свёрток из кольчужных колец и лёгкий крылатый шлем. — Держи. В Асгарде не особенно принято обращать друг на друга внимание, но ты выглядишь слишком незнакомо. Хервёр, куда нам?
— На место свары, — безмятежно улыбнулась жрица, — отметина на Иггдрасиле находится прямо над камнем, где связали Фенрира.
Старшая дева щита закатила глаза к небу и простонала что-то про то, что видала бы она такие авантюры в следующий раз.

Дорога, пролегавшая по садам Ёрд, вывела их к огромному Ясеню, чья крона стремительно уходила в небеса и терялась там; запрокинув голову, Альвис внимательно всматривалась в переплетение ветвей, потом чуть слышно цокнула языком и поманила спутницу к себе. Как и предполагала она ещё в Аду, Древо не зарастило себе ожог окончательно, и пройдёт не одно столетие, прежде чем оно могло бы полностью оправиться от той вспышки энергии, что опалила его безумным костром. В Михаиле силы было едва ли не больше, чем во всём Асгарде целиком.
— Я даже не понимаю, почему оно устояло, — повторила её мысли Сигрдрива, задумчиво ткнула носком высокого сапога в вылезавший из-под земли узловатый корень. — Мы тогда пытались объяснить Всеотцу и Хели, что это отвратительная идея, но, сама понимаешь, уж если им что-то стукнуло в голову… В общем, когда Лучезарный тут появился, это было ожидаемо.
— Вам повезло. При его стиле решения проблем Асгард хотя бы вообще уцелел, что уже немало, — заметила жрица.
Дева ярости улыбнулась едва заметно, но кивнула. Утешение было слабым, но она, некогда, как и прочие её сёстры, бывшая смертной, остро осознавала, что время древних богов прошло, и их нынешние амбиции совершенно не соответствуют реальности.
Орлица тем временем указала Кейт на обугленное светлое пятно на одной из ветвей, видное даже с земли, и ветвь эта явно была сухой и безжизненной долгое время: листья на ней были некрупные и сильно редели в приближении к отметине. Источник жизни для Девяти Миров, Иггдрасиль постепенно исцелял сам себя, но всё же он болел до сих пор.

— Думаю, надо попробовать осмотреть, — решила женщина наконец, — я не очень понимаю, откуда начинать, но можно попробовать прочесть что-нибудь с самого Ясеня, вдруг это поможет. Брунн, ты пойдёшь?
— Благодарю покорно, но пусть по Ясеню Рататоск скачет, — заявила валькирия, садясь на ближайший крупный камень и вытягивая ноги. — Хотите играть в белок — играйте, а я внизу подожду, потому что мне земля как-то попривычнее будет.
Беззлобно рассмеявшись, Хервёр расправила крылья и, сделав лёгкий, короткий взмах, ушла на высоту. Впрочем, она не стала кружить вокруг Ясеня долго; ступив едва ли не на самую нижнюю ветвь, дальше пошла пешком, грациозно перешагивая по огромным сукам: привлекать внимание белыми перьями на данный момент было последним её желанием. Конечно, наверняка с Одином придётся по итогам собачиться, как ни пытайся этого избежать, но хотя бы встречи с другими асами — хотелось.
Во избежание психологических травм.

Пухлые губы Орлицы тронула лёгкая улыбка. В сознании человечества между религиозной литературой и Эдемом явно установилась нерушимая связь — оно, впрочем, и понятно было, поскольку других источников информации о любимых себе Воинство Небесное как-то предоставить не удосужилось. Им и без того забот хватало.
— Люблю Библию, это просто шикарная беллетристика. У неё есть только одна существенная проблема — полное несоответствие реальности. Будет интересно — могу одолжить Ветхий Завет с комментариями на полях. Я позвала тебя с собой ровно потому, что выйти из Асгарда может оказаться много сложнее, чем зайти сюда, Брунхильда знает это тоже. Тебя мы вытащим, мной, возможно, придётся пренебречь, чтобы ты успела сбежать вместе с тем, что мы найдём, — она равнодушно пожала плечами, — я умираю слишком часто, чтобы это меня останавливало.
Заканчивала она уже значительно тише, себе под нос, явно обращаясь не столько ко Сноу, сколько к самой себе, и в этом мягком шёпоте таилась смешанная с ехидством вечная усталость:
— Вся моя вечная жизнь отлично описывается словами "смахивает на какой-то бред". Вот прям от начала и до дня сегодняшнего.

Реакция Кейт на великое Древо была понятна. Даже для видавшей многое в своей жизни дочери богов Шаиры эти величественные растения, имевшиеся в каждом пантеоне, пробивавшие собой плоть реальностей и удерживавшие их вместе, были прекрасны, для человека же, который никогда не видел масштабов сакральных сущностей Ясень наверняка и вовсе должен был быть чем-то невыразимым.
Вполголоса она пояснила, услышав слабый возглас спутницы:
— Оно не просто живое. Иггдрасиль — и есть жизнь. Он — источник силы и энергии для девяти миров, что покоятся на его ветвях, и он питает их жизнью, которую взращивает в себе. В части уравновешенности это одна из совершеннейших экосистем.

Лёгкая дрожь Древа послужила откликом на опустившуюся рядом с девой битв ледяную красавицу; Сандерс повернула голову, взглянула на неё внимательно. Сноу броня была к лицу, хоть опытный взгляд старого солдата определил бы безошибочно, что эта женщина не привыкла к доспеху. Но ещё чуть здесь, в этом таинственном месте — и её будет не отличить от иных воительниц, благо и статью, и цветом волос она была на них похожа, как младшая сестра.
— Он тебе просто слегка велик, божественные народы обычно превосходят смертных в росте. Не знаю, что мы ищем, — чуть беспомощно улыбнулась Хервёр, — в своё время меня здесь называли Всемудрой, но это не всегда гарантия того, что я знаю правильнее ответы на все вопросы. Мы ищем то, что может показать Ясень.

Тонко очерченные ноздри валькирии хищно раздулись, когда её обостренные чувства царапнули чужие желания; вернее было сказать, что желание было одно, но очень, очень густое. Эмпатия — одновременно дар и проклятие, когда в собственной голове вечно царит какой-то бардак, перемешанный с чужими ощущениями и вспышками каких-то чувств, потому что контролировать её толком невозможно. Не помогала даже броня, оберегающая хозяина от многочисленных воздействий, ибо это не было ни телепатией, ни магией, и лежало вообще где-то вне плоскости познаваемого.
Чуть поморщившись, воительница коснулась переносицы пальцами, сильно сжала; но потом глаза её вновь блеснули раскалённым золотом.
— Я чувствую твой голод, — Хервёр щёлкнула кончиком ногтя по собственному шлему, — знаю, что ты вынуждена забирать тепло. Попроси Иггдрасиль поделиться с тобой: одна из ветвей уходит в Мидгард, так что энергия, которую он может дать, не опасна для тебя. Смотри.
Она положила ладонь прямо в середину белевшей отметины; и тонкие пальцы внезапно вспыхнули тусклым, мерным светом. Закрыв глаза, жрица глубоко вдохнула, позволяя сердцебиению замедлиться, и — упала в поток, клокотавший под корой, давая ему захлестнуть сознание сияющей сутью жизни, которую воплощало в себе Мировое Древо.
"Позволь мне смотреть. Позволь мне видеть. Позволь мне познать сквозь тебя, столп мироздания."
Рука девы щита чуть заметно дрогнула, когда откликнувшийся на зов Ясень всплеснул лёгким сиянием, запахом смолы и свежей весенней листвы, а затем разрешил гостье своей провалиться в прошлое, в три удара сердца переживая тот несостоявшийся Рагнарёк, чувствуя его корнями, вплётшимися в землю, и звёздной своей древесиной, опалённой светом тысячи солнц.
Она не видела — она ощущала всей собой, как ощущал сам Ирминсуль; горьковатый привкус отчаяния земли, хмельную дурь асов, сладковатый, мёртвый аромат Хелы, пламя двух архангелов; и безумную, яростную вспышку, едва не унёсшую всю эту ветвь с собой в небытие. Оно плакало тогда, великое Древо, и смола его тогда превращалась в золотой янтарь, который после омыли дожди.
А душа, разбившаяся о живую древесину, впиталась в его сок, чтобы бежать по венам оси Девяти миров и чтобы стать потом чем-то другим, пролившись кровью и весенней капелью. Дух архангела всё ещё был здесь, в Асгарде, он не покинул его пределов; он оплавился в золото, влитый рекой жизни в град богов и увязнувший тут навечно.

Благодушную тишину разбил громкий хохот сейдконы, убравшей руку от отметины. Сигрдрива, едва не выронив меч, вскочила на ноги.
— Эй! Сестра! Ты в порядке?! — Крикнула она, запрокидывая белокурую голову.
Пташка лежала на ветви, упав на спину, и крылья её слегка вздрагивали от подавляемого волей смеха, отдававшего лёгкой истерикой.
— В полном, — простонала Шаира, — в полнейшем даже. Яблоко, Брунн. Золотые яблоки. Какой всё-таки у Судьбы… Юмор… Выразительный.

Лёжа на спине, жрица задумчиво вглядывалась в небо, размышляя над тем, в какой момент её жизнь пошла по такой странной спирали, что в ней просто перестали появляться новые события. Даже при учёте того, что Эра была невероятно стара по меркам вселенной, где-то всё равно должно было происходить что-то новое; но вместо... Не нужно было даже доставать руны, чтобы угадать, что случится следующим шагом.
Интересно было, как с этим чувством бесконечной усталости от реальности живёт дьявол.
— У всего мироздания так себе отношения с Асгардом. И даже у самого Асгарда так себе отношения с самим собой и друг с другом. Такова специфика пантеона — эти боги на досуге любят нажраться и помахать топором, а не вступать в длинные философские дискуссии, как олимпийцы, что накладывает определённый отпечаток на культуру общения. Дальше наша единственная цель вытащить отсюда тебя и то, что мы найдём, а с остальным будем импровизировать. Потому что других вариантов у нас всё равно, в общем-то, нет, — пояснила она спутнице настолько будничным тоном, что становилось понятно: мелочные проблемы данной вылазки были вообще последним, что беспокоило Шаиру. — Ладно, давай спускаться, Иггдрасиль рассказал всё, что мог.
Могучим усилием воли заставив себя сесть на ветви, воительница тряхнула головой, поправила шлем и спрыгнула вниз, уже у самой земли распахнув крылья. Ветер подхватил её, позволив опуститься совершенно бесшумно; Орлица уселась прямо на траве, которой поросла лужайка вокруг Древа, скрестила ноги по-турецки.

История обрастала всё более интригующими подробностями.
— Они самые, — кивнула она Фрост.
— Ты хочешь сказать, что ангельская душа впиталась в сок Иггдрасиля, — медленно протянула Бруннхильда, глядя куда-то сквозь сестру на вздымавшийся в небеса ствол Древа, — переродилась и стала золотым яблоком?
Хервёр изящно пожала плечами, от чего вздыбились белые перья на сгибе её крыльев.
— Ну да. Я же говорю, у Судьбы отменное чувство юмора.
— Больше похоже на безумие, — проворчала старшая валькирия.
— Да брось, — фыркнула жрица, — это же действительно забавно, особенно в свете того, что именно яблоко запустило всю эту весёлую историю с грехопадением… Чёрт, я, пожалуй, даже посмотрела бы на лицо архистратига, которому перескажут, в каком облике он провёл последний десяток лет.
Сигрдрива покачала светловолосой головой.
— И ты говоришь про странный юмор, белая странница. Впрочем, вопрос в другом: что ты собираешься делать теперь?
— Понятия не имею. Идунн всегда была с заметной придурью, но за Сады свои держится, как Тор — за молот, обмануть её вряд ли возможно. Я могу попробовать пробраться незамеченной, но сорвать плод там не удастся даже мне, яблони расскажут ей.
— Что нельзя украсть, то можно купить, — рассудительно заметила дева щита.
— Можно, да только что ей предложить, Брунн? Кузнец ошивается в космосе, коли что, дозваться его — ещё десять лет пройдёт, да и оружие с доспехами Идунн никогда не интересовало. Вина она не пьёт, зверей в Садах и без того с лихвой. Оперение разве что, но оно уже не раз напилось моей крови и вряд ли сможет служить ей.

Повисло тяжёлое молчание, нарушаемое лишь меланхоличным шорохом ветвей. Ясень чужд был условностям, поэтому листва на нём была весьма своеобразная — от дубовой до осиновой, а плоды с равным успехом могли оказаться как виноградом, так и жёлудем. Для звёздной древесины не было разницы, какую форму материи присвоить себе.
— Брисингамен, — вдруг произнесла валькирия.
Шаира подняла голову:
— Ожерелье?
— Идунн всегда была сорокой, — пояснила Брунн, — иначе что бы она делала в своих Садах, где одно сплошное золото. Они с Фрейей последние десять тысячелетий только и делают, что цапаются на тему, кто из них цацку краше достанет, сама же знаешь.

Прозрачно-зелёные глаза обернулись к Сноу; жрица чуть помолчала, прежде чем заговорить снова — видно было, что она всерьёз задумалась над предложением названной сестры. Оно, конечно, тоже отдавало авантюрой, но могло увенчаться успехом просто в силу своего заметного безумия: в граде богов было слишком много историй, которые только на этом и держались.
Чего ждать от пантеона, у которого национальный напиток — отвар из мухоморов.
— Можно попробовать, хуже не станет; украшение из того, чего нет в Асгарде… На крайний случай отдадим Фрейе и попросим поспособствовать с Идунн, всё хлеб. N-металл способен принимать любую форму по моему желанию, кузнец нам для этого не понадобится — пожертвую парой перьев. Кейтлин, ведь твой лёд не тает, да?

Ожерелье вышло на славу: серебристая поверхность Девятого металла, изящно изогнутая лёгким жестом, служила опорой для прекрасных сияющих льдинок, прозрачного, как самый чистый горный хрусталь. Протянув руку, воительница коснулась прохладной поверхности кончиками пальцев, выдохнула и позвала солнце, как умела это делать очень, очень давно; и закружили вокруг изысканных кристаллов золотые пчёлки-искры, отражаясь в гладкой поверхности тысячу раз.
Критически осмотрев их с Кейтлин совместное творение, она кивнула и, сняв с шеи тонкий шёлковый платок густо-изумрудного цвета, завернула в него украшение. Дарить подобные вещи требовалось из рук в руки, но ни в коем случае не на голой коже: Идунн могла и обидеться за несоблюдение правил гостеприимства.
— Горячо надеюсь, что мы не задержимся здесь дольше, — проворчала женщина. — Пошли, ты права: чем быстрее начнём, тем быстрее управимся и уберёмся отсюда. Асгард в большинстве своём чудовищно действует мне на нервы.

Сады на пару с хозяйкою встретили их лёгким шелестом заблудившегося в кронах ветра.
Торг был недолгим. Идунн действительно была сорокой, и если первые две минуты для проформы она ещё упиралась, утверждая, что только богам открыта сюда дорога и вообще Один не одобряет, то потом быстро пришла к выводу, что плодов в её садах хватит на всю вечность вперёд, а вот подобные ожерелья на дороге не валяются. Валькирии в два голоса объяснили ей, что за яблоко они ищут, старательно припомнив все известные им подробности драматической истории, на что асинья только пожала плечами и указала рукой: вот вам, мол, девы прелестные, яблони, и что уж вы с них снимете, то и ваше. Альвис лишь вздохнула и, поманив за собой Фрост, побрела в глубину древней рощицы, прикрыв глаза.
Единственно, что вело её — интуиция, но ей жрица привыкла доверять более, чем любому разумному чувству, и поиски не заняли много времени: от силы через пятнадцать минут, растянувшихся в вечность, одна из ветвей вздрогнула и потянулась навстречу леди Ястреб, которая безмолвно звала волшебные деревья откликнуться ей.
Подбросив золотое яблоко, искрящееся, точно было посыпано алмазной крошкой, и вновь поймав его левой рукой, затянутой в перчатку, женщина протянула его Фрост. Мурлыкающий, бархатистый голос её звучал с лёгким оттенком удовлетворения:
— Держи. Пусть пока будет у тебе, я почти уверена, что тебе придётся выбираться отсюда первой. Встретимся в Мидгарде, а если нет — передашь яблоко моему мужу. Бруннхильда?
Старшая валькирия кивнула:
— Я помогу ей и выведу на тропу. Ей будет легче скрыться от взглядов, чем нам с тобой, ты права, её аура не так ярка.

Они стояли на тропе, выводящей из садов, и Эра, повернувшаяся спиной к брезжившему сквозь кроны солнцу, определённо ничего не могла увидеть; но ей это и не было нужно — её обострённое до предела, натянутое в скрипичную струну чувство опасности подсказало о непрошенном госте лучше глаз. Внезапно блеснула в воздухе серебристая рыбка сорванного с пояса ножа, брошенного стремительным замахом ещё на повороте, всплеснули белоснежные крылья.
Статная женская фигура о золотых волосах вздрогнула, как-то странно вскинула руку, отшатнувшись, и нож вспорол край чужой скулы, а не вошёл в горло.
Но коварство было не в этом: N-металл просто разрушал любую магию, любой щит и любую иллюзию, безразличный к законам всякого волшебства, и сейчас все остальные участницы чудной сцены могли наблюдать внезапное перерождение Фрейи в кого-то совершенно иного. Блеснули рыжие волосы, похожие на локоны самой Сандерс, однако для громовержца бог этот был невысок ростом и неширок в плечах…
Впрочем, и без того было несомненно понятно, кто мог навесить их.

— Попался, как младенец, — проворчал ётун, с которого медленно, с некоторым даже изяществом слетал морок, и, не таясь уже, швырнул нож обратно.
Тот остановился на полпути и завис в воздухе, поблёскивая осыпающимися синими искрами, не в силах противиться воле хозяйки. N-металл плевал на физические законы так же спокойно, как на магические.
— Давно не виделись, — нежно улыбнулась Хервёр, в чьих жестоких глазах неумолимо разгоралось безумие солнца. — Ты так хорошо смотрелся с моим копьём в груди, Среброязыкий. Хочешь повторить этот увлекательный опыт?
— Хочу увидеть твою голову над вратами перед Бифрёстом, — осклабился тот.
— Много кто хотел бы, — не особенно удивилась Орлица, — но пока ни у кого особо не получилось.
Она сделала лёгкий, плавный жест рукой, и Сигрдрива, внимательно следившая за выражением её лица, крепко сжала локоть Сноу, аккуратно отступая в сторону. Локи был величайшей загадкой всего Асгарда, надо признать, и никто не мог предположить, что могло бы ударить ему в голову. Оттягивающая внимание на себя Альвис давала им возможность бежать, и ей было грешно не воспользоваться.
В сестре же своей валькирия не сомневалась: она не видела её много лет, и за это время Всемудрая стала сильнее и злее, так что если за кого и стоило переживать, так это за трикстера, вечно выбиравшего не самое правильное время место и время для своих выходок.

Удивительно, но в этот раз Шаира совершенно не рвалась умирать. Раньше, ещё каких-то пять дней назад, она относилась к собственной смерти с глубоким равнодушием: это было неотъемлемой частью её действительности, с которой просто приходилось смириться, но — не теперь. Жрица по-прежнему не боялась, слишком часто она чувствовала руку леди Морт прежде, уводящую за собой в блаженное небытие, но сейчас на это просто не было времени.
Да и Белиал, пожалуй, не оценил бы столь интересного стратегического решения. Начинать семейную жизнь самоубийством об далёких языческих родственников наверняка было перебором даже по меркам ада. Спустя пару миллиардов лет, чтобы освежить отношения, можно было попробовать, пожалуй, но пока адреналина в них хватало и без того.

Вокруг ётуна, осторожно, как кот, подбиравшегося ближе, расплывался лёгкий сероватый туман изморози. Ледяной великан, обращавшийся к своей сути, выглядел чудовищем, ибо кожа его становилась бледной до синевы, а глаза оборачивались в алое пламя, но не для той, кто видела адских чудовищ и жила среди них едва ли не дольше, чем существовала вселенная. Катар в истинном своём облике бывал и хуже, да и молот в руках ему очарования прибавлял только в весьма и весьма странном мировосприятии жрицы.
Два шага вперёд; взмыли, раскрылись в полную силу огромные белоснежные крылья, сверкающие первым выпавшим снегом, закрывая Сноу и замершую Сигрдриву. Между перьев скользили синеватые искорки бесновавшегося N-металла, предчувствовавшего добрую драку и жаждавшего божественной крови. Откуда в нём была эта страсть, Сандерс не знала, но возможность убийства мистических существ всегда приводила их с Ястребом амуницию в ощутимый восторг.
— А теперь, — воительница выдохнула, и вокруг её зрачка зазолотился дурной, злой блеск расплавленного золота, — прочь!
Одновременно в воздух взмыло её копьё, стремительной ласточкой расчертившее свежий воздух. Зазвенел недобрым, гневным голосом металл, огрызаясь на колдовство.

Валькирия, крепко державшая человеческую гостью рядом, сорвалась с места, буквально волоком потащив Сноу за собой, и вторил им смеющийся, чарующий клёкот хищной птицы, дорвавшейся до своей добычи. Несмотря на всю свою хитрость, сегодня Хведрунг был не прав — ему не стоило вмешиваться в дела ада, пусть даже выглядел нынешний посыльный безмятежной женщиной со взором из малахита.
Она не зря говорила про копьё, что уже знало вкус его жизни.

Проложенная по ветвям великого Ясеня тропа выводила в Мидгард, если только было уметь по ней пройти. Для богов она была слишком тонкой: тяжесть их шагов заставляла Древо содрогаться, и потому воспользоваться едва заметной дорожкой, вившейся между зарождающихся звёзд и погибающих галактик, им было не под силу. Даже дисы и валькирии пробирались здесь с трудом, каждый раз опасливо вслушиваясь в скрип коры и шелест листвы; но смертный — смертного Иггдрасиль выдержал бы без труда.
Сняв шлем перед Кейт, Бруннхильда на мгновение крепко сжала её плечо пальцами, кивнула и тихо объяснила:
— Тропа выведет тебя из нашего мира незамеченной; иди попросту по прямой, свернуть там негде, но не оборачивайся — потеряешь направление, ибо места эти коварны даже для тех, кто ведает сейд, как сестра моя. Ты славная дева, Кейт, пусть норны будут добры к тебе. Передай сестре, что мы любим её и будем помнить, что бы с нею не случилось, ибо я не думаю, что мне удастся увидеть её вновь. Прощай.
И она ушла, бесшумная и стремительная, светловолосый росчерк о серебряных доспехах, чей блеск был северным сиянием.

***

Через долгие двадцать минут белый лебедь опустился рядом с Кейтлин, которую тропа вывела к Рейкьявику. Было оно неудивительно; из всех мест Мидгарда Исландия со своей настоящей верой в альвов, в троллей и в богов была самым сильным маяком из существовавших здесь, и Древо тянулось к этой силе сквозь всю вечность.
Сбросив оперение, Эра вновь стала женщиной, высокой и грациозной, и только по лёгкой растрёпанности косы можно было догадаться, что она только что закончила увлекательное выяснение отношений. Впрочем, об этом неявно, но как-то будто намекая свидетельствовали зажатые в правой руке отрезанные рыжие волосы.
— Хочешь поисследовать ётунскую косу? — Почти весело осведомилась она. — Меняю на яблоко. Кстати, держи.
Покопавшись в набедренной сумке, Орлица протянула спутнице ещё один золотой плод, чуть поменьше и не такой блестящий, но несомненно истинный — в его аромате чудились цветочные ноты и свежесть ветра, что летел с фьордов, подгоняя драккары, возвращавшиеся домой.
— Идунн не обеднеет, — чуть усмехнулась Сандерс, — только в пищу употреблять не советую. В козлёночка не превратишься, но в младенца — запросто, или вообще станешь сверхновой звездой где-нибудь в паре миллионов световых лет отсюда. Молодильные фрукты — штука непредсказуемая. Пойдём домой. Я люблю Исландию, но сегодня от северного колорита я уже однозначно утомилась.
Осторожно обняв женщину одной рукой за талию, жрица потянулась сквозь пространство — и они исчезли, как будто их и не было здесь никогда; а вокруг в тот же миг вместо зелени лесов вновь встали привычные стены башни Лиги Справедливости.