Квартира встретила вошедшую Шаиру полной тишиной. Оставив спортивную сумку, которую она брала с собой, в прихожей, женщина, не разматывая даже шарфа с шеи, удивленно прошлась по собственному дому, заглянула в спальню, где аккуратно заправленная кровать явственно намекала, что на ней никто не спал этой ночью, в гостиную с плотно закрытыми шторами, в кухню, где не стояло забытых чашек. Не было даже кота, обычно встречавшего хозяйку ленивым мявом, обозначившим то, что он тоже очень рад, но неплохо было бы покормить его царственную особу и уже потом заниматься нелепыми двуногими делами.
Конечно, можно было бы предположить, что супруг вновь отправился по делам Лиги, но отсутствие животных — а птиц в клетках тоже не было — заметно настораживало.

Поколебавшись секунду, точно опасаясь того, что может скрывать закрытая дверь в кабинет, где Сандерс обычно работала на дому, пташка вошла внутрь, и первое, что бросилось ей в глаза, был белый конверт, лежащий точно посередине тёмной полировки стола. Остановившись в проёме и прислонившись плечом к косяку, воительница долго смотрела на него, всем своим существом ощущая боль, исходящую от этой, такой внешне простой, обыденной, вещи, а потом, не чувствуя собственных ног, медленно подошла ближе.
Бумага на ощупь была немного шершавой, и на оборотной стороне широким почерком Картера, который она бы не спутала ни с чьим другим, было неровно начертано её имя.
Предчувствуя беду, танагарианка медленно вытащила вчетверо сложенный лист и, присев на краешек стула, развернула его, бездумным, вмиг как-то опустевшим взглядом скользнула по размашистым, не слишком аккуратным строчкам. Супруг явно торопился, когда писал это; может быть, он сам боялся передумать, а может, просто хотел изложить на бумагу мысли, что захлестнули его.

"Имперские амбиции Ранна вновь вышли из-под контроля. Танагарианская разведка нуждается во мне, Шаира. Ты должна понять меня, я нужен там, я нужен им, я нужен нашему народу. Я единственный уже прожил на Ранне четыре года, я знаю их лучше любого нашего спеца."
Кап, кап, кап. Крупные прозрачные слёзы, что катились по остроскулому женскому лицу, медленно барабанили по бумаге, размывая чёрные чернила.
"Я не мог сказать этого тебе. Видел Гор, я не мог, ведь иначе я бы никогда не ушёл — ты не отпустила бы меня, даже ничего не произнеся вслух. Я знаю. Я помню. Как и ты."
Кап. Кап. Кап.
Ястреб всегда не любил синий цвет.
"Это сложная операция, мы долго её готовили. В последнее время ты искала N-металл и его настоящие следы, а я и разведка Танагара искали ключи к Ранну. Шаира… Шаира, я всё понимаю, я вижу сейчас твои глаза, я слышу твоё молчание, но я не мог по-другому. Шаира, я был должен. Шаира, ведь ты знаешь, что значит для меня честь, что значит для меня правда, что значит для меня долг. Шаира, я не мог иначе!"
"Шаира!"
"Я люблю тебя."
"Я вечно буду любить тебя. Поверь мне. Я вернусь к тебе, Шаира, я вернусь к тебе, как только смогу."
"Шаира!"
Кап. Кап. Кап.
"Прости меня, моя Шаира."

Из тонких женских пальцев выскользнула бумага и медленно, как-то неестественно медленно, словно всё вокруг остановилось, полетела на пол. Закрыв лицо обеими ладонями, рыдавшая женщина склонилась к своим коленям, и безвольно распахнувшиеся крылья смели с комода красивую фарфоровую фигурку ангела, которую Холл подарил ей на рождество два года назад.
Он сказал, что она похожа на жену — с вечной книгой в руках.
Растёкшееся от слёз письмо замерло в трёх сантиметрах от пола.
Замерло вместе с остальным миром.

Только ей не было до этого никакого дела.

Отредактировано Shiera Sanders-Hall (2017-10-15 09:48:42)

Она отняла ладони от лица в последнее мгновение, чтобы увидеть занесённое для атаки лезвия, но и это не заставило женщину почувствовать мир. Увязшее в воздухе письмо так и было замершим, и ничего более не могло достать до искорёженного сознания измученной валькирии, весь её крошечный мирок сузился, схлопнулся на единственной точке.
"Прости меня!"
Ничего. Никого.
Только пустота.

Она закричала, закрываясь левым крылом, спрятавшись, как птенец, в своём оперении от всех напастей. Это был тонкий, птичий звук, не имевший ничего общего с человеческим голосом, и разобрать в нём слова было почти невозможно. Только по интонации, отчаянно-горькой, угасавшей, как последние ноты церковного звона, можно было догадаться, что женщина просит оставить её в покое, убраться туда, откуда появилась эта тварь, и не трогать её, забыть про неё, почти умоляет об этом всех тех, кто рискнул бы подойти к ней так опасно-близко.
Леди Ястреб не поняла, откуда серебристым всполохом в инстинктивно отведённой руке появился клинок, который, кажется, оставлен был в прихожей, но это и не было важным.
Тяжелейший рубящий удар, должный бы развалить её с головы до пояса, пришёлся в ослепительное крыло, ставшее нестерпимо-белым, и меч демона, злобно звякнув по оперению, отлетел прочь, как и заклятия его владельца. Шаира не задумывалась о том, что она делает; перегруженное сознание, опустошённое страшнейшей из потерь до самого дна, не способно было к столь сложной деятельности, и наверх вновь всплыла кровавая, яростная сущность девы битв.
Горящие зелёные глаза, подёрнутые пеленой багряного тумана, страшно мерцали на мертвенном лице.
Отталкивая демона прочь, Сандерс одновременно вскочила на ноги со своего кресла. В ней, кажется, не осталось ничего человеческого, ни следа живого существа, только безумное — и бездумное — отчаяние, погасившее её огонь. Где-то на другом краю вселенной спустя бесконечно далёкую секунду скорчится в агонии её супруг, дарованный ей небом и небом же отобранный; может быть, в секунду угасающего разума ему удастся понять, что случилось.
Может быть. Если время когда-нибудь начнёт свой отсчёт снова.
Если.

Сначала она проломила тварью стол, впечатав сапог в её живот и отшвырнув от себя на добрые пять футов; затем — полированные панели шкафа, схватив существо свободной от меча рукой за рог и со всей злобой, что переплавилась из боли, дёрнув к себе и пропустив вперёд; затем — раскрошила об его затылок стул. Полыхнув утренней звездой, клинок в ладони Орлицы стремительно ринулся вниз, уже будто сам направляя свой стремительный полёт, и незваного гостя спасло только то, что он каким-то чудом успел откатиться на дюйм в сторону, и укол пришёл не в грудь, но в руку.
Он завыл, но и звук увяз в мертвенной тишине остановившего времени.
Воительница пнула его в голову, каблуком ломая челюсть, и этот удар пришёлся в цель, кроша клыки.

Бесконечное, растянувшееся в вечность мгновение, если понятие это ещё возможно было применить к миру, который оказался в полной стагнации и забвении, Шаира боролась с мужчиной, пытаясь вырваться из его рук, зло напрягая могучие крылья и гибкое тело, но дьявол ожидаемо оказался сильнее. Спиной и затылком, упиравшимся в его грудь, княжна ощущала чужое тепло, пока павший ангел прижимал её к себе, и от густого, сильного запаха его кожи и одежд внезапно закружилась голова. Её ярость, разбившись о бархат музыкального низкого голоса, схлынула прочь, точно прилив, ведомый уходящей луной.
Угас и безумный взгляд, в котором вдруг блеснуло что-то, похожее на узнавание. Сквозь пелену отчаяния, тёплым пледом укутавшего сознание, она потянулась к Сэмюелу, выныривая из бескрайней темноты, и, узрев содеянное собственными руками, ужаснулась.
— Ты, — только и выдохнула женщина, и непонятно, чего больше в её голосе, гневной обиды или облегчения. — Боже!
Повернув голову, она вскрикнула снова, глухо и тоскливо, точно огромная ворона, и — обмякла, полностью перестав сопротивляться; в этом теперь не было ни малейшего смысла. Орлица отступила, покорившись воле дьявола, опало её белоснежное оперение. Он отстранил племянницу прочь, не давая ей подойти к демону ближе, чтобы добить, и она вдруг осознала, что заботился он прежде всего о ней самой, не давая переступить едва ли не последнюю грань, что отделяла леди Ястреб от падения в бездну.
Женщине удалось выдавить из себя улыбку, пусть и тут же погасшую, но всё же — настоящую.

Она протянула руку, и оружие, вошедшее в пол на половину длины прямого лезвия, мгновенно метнулось к хозяйке. Кровь вырванного сердца заливала ковёр, теперь неприятно чавкающий под ногами, а сверху на чёрное озеро полетел пепел, в который обернулось тело незваного гостя. Нергал едва ли представлял себе подобный исход, когда решился напасть на беззащитного ангела.
— Убери это, — Сандерс с отвращением тряхнула клинком и разжала ладонь, после чего меч просто исчез, слившись с воздухом, будто его и не было тут никогда, — пожалуйста.
Согнувшись, дева битв оперлась руками на кое-как стоявшие обломки стола, и края длинных маховых перьев неловко скребли по полу. Её била крупная дрожь, и сложно было понять, виноват ли в этом нервный срыв от прочитанного письма, последовавшие за ним инфернальное знакомство с адским герцогом, чья душа сейчас безвольной тряпкой повисла в стальной хватке хозяина вселенной, то ли всё это вместе, здорово приправленное её собственным искорёженным сознанием.

Бледное лицо бывшей валькирии выглядело растерянным; она не сопротивлялась тому, что с её волос дьявол мягко снял венец, отложил на стол — сам факт того, что дядя вообще оказался здесь, плохо укладывался в голове, и Сандерс отчаянно пыталась уловить, что происходит. Демоническая тварь, которая появилась из ниоткуда и так же в никуда ушла, странное, отсутствующее чувство времени, белый прямоугольник письма: всё это никак не желало сложиться в единую картинку и предстать чем-то цельным, простым.

Мужчина снова притянул её к себе. В округлых зрачках его леди Ястреб успела различить своё взъерошенное, как маленький воробей, только-только выпорхнувший из лужи, отражение, и затем уже не смогла отвести взгляд. Серые льдинки глаз павшего ангела затягивали, точно омут, точно водоворот, и ничего другого было не нужно.
— Что?.. — Прошептала Шаира, но голос её затих, упав до неразличимости.
Тьма подхватила её, укрыла волной абсолютной черноты, не давая пошевелиться и разомкнуть объятий; кажется, Орлице стоило большого труда просто удержаться на ногах, заплутав где-то между нигде и ничто, и последующее возвращение в реальность было… Сложным. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы снова осознать, кто она и где она, и что руки, придерживающие её за талию, не пригрезились.
Но это помогло. Женщину больше не трясло; новый шок, кажется, просто вытеснил предыдущий.
Только свыкнувшись с этим фактом, жрица послушно кивнула, показывая, что услышала, и безропотно позволила повернуть себя к окну, где замерший мир ждал неизвестного толчка, чтобы снова ожить. Теперь Холл совершенно не понимала, что она вообще сделала и какое отношение имеет к тому, что творится во вселенной, но мягкий, баюкающий голос дьявола позволял просто опереться на него и ни о чём не задумываться, так что она даже не стала пытаться. Он наверняка знал и мог объяснить много больше.
Что-то прошелестело в воздухе, и мимо стекла пролетел подхваченный ветром опавший лист.

Механическим жестом коснувшись грудки огромного ворона и тут же несколько смущённо убрав ладонь, женщина выскользнула из квартиры, на которой сама собой появилась соткавшаяся из щепок дверь, вышла на улицу; первое, что она встретила, осмотревшись — рослого красавца-шайра, насторожённо поводившего ушами.
Несколько секунд Орлица смотрела на коня, косившего на неё лиловым холодным взглядом, в котором явно читалось глубокое раздражение, а затем, перекинув поводья на крутую тёмную шею, отточенным жестом вскочила в седло. Жеребец сердито фыркнул, вскинул тяжёлую голову, но особенно сопротивляться не стал, чувствуя рядом присутствие хозяина.
Женщина мягко ударила пятками в крутые бока животного, не совсем понимая, куда его направить, но то не стало утруждать себя раздумьями и, выбив искры из воздуха могучими копытами, рвануло прочь тем же путём, что привёл его сюда. Воительнице только и осталось, что чуть пригнуться к гриве.

Панорамы, что проносились мимо, поражали воображение. Нежно гладя чёрную птицу, примостившуюся на луке седла, Шаира, сжав ногами крутые бока рванувшего сквозь пространства и суть вселенной коня, любовалась тем, как одни чудеса сменяют друг друга. Где-то в глубине её разума шевелилось странное, полузабытое ощущение того, что некогда… Очень, очень давно… Она уже будто бы была здесь; она уже чувствовала, как межреальность гладит её кожу полным отсутствием самого понятия материи; она уже когда-то видела это и ощущала — и не испытывала удивления.
Быть может, во сне?
Сильнее склоняясь к крутой шее маунта дьявола и придерживая медные волосы, растрёпанные пляской вероятностей на границе всего сущего, женщина что-то прошептала себе под нос, и не понять было, то ли слова восторга, то ли ругательства от тех странных ощущений, что бились где-то внутри. Кровь — не вода, ангельская суть жила в ней; но и сейчас, кажется, Сандерс до сих пор не готова была принять это. Даже уже зная, что её отцом был ключник бога, она всё ещё упрямо не хотела иметь с сакральным миром Серебряного Града ничего общего.
Однако всегда всё складывалось как-то иначе.

Жеребец остановился на зелёной, зелёной траве, тяжело раздувая ноздри; всадница мягко соскочила с его спины и, потрепав зверя по гриве, отпустила поводья, давая коню вволю порезвиться. Кажется, ему здесь нравилось; в этой вселенной было тихо и очень непривычно. Основные физические законы, кажется, совпадали, но что-то более тонкое, недоступное простым органам чувств, отличалось существенно.
Глянув на дядю, который представил ей юную девушку, леди Ястреб сглотнула комок, застрявший в горле, и затем склонила голову в жесте приветствия. Масштаб накликанных на свою голову неприятностей восхищал, но вокруг было так… Безопасно, что пока Шаира решила об этом не думать.
Её топкий болотный взгляд вновь вернулся к Беллок; странное ощущение оставляло это существо — оно было одновременно и девочкой, и всесильным Богом. И отчего-то жрица видела сначала подростка.
— Спасибо, — ответила женщина, беря чашку в руки.

Неловко улыбнувшись от мимолётной колкости Элейн и опустившись на траву рядом с дьяволом, Шаира замерла, превратившись в мраморную статую, невидяще посмотрела на чай, по которому расходились волны от лёгкого подрагивания её ладоней. Потом, словно устав от самой себя, воительница медленно, глубоко вздохнула и прислонилась головой к плечу павшего ангела, с наслаждением ощущая его мерное тепло.
Ей нечего было сказать сестре, о существовании которой она только впервые узнала, но ей однозначно было, что выслушать.

Видно было, что женщина крепко задумалась над вопросом сестры, осторожно сортируя полученные воспоминания. Несмотря на кажущуюся простоту этого действа для существа, которое жило вне временного потока, храня в своём разуме все парадоксы и изменения реальностей, это невозможно было назвать достаточно лёгким занятием; у Шаиры постоянно возникало чувство, будто бы она рассматривала нечто очень маленькое сквозь толстый слой воды.
Мозаика на дне глубокого бассейна. Голубые волны, отражающие солнечный свет, и рыжие керамические рыбки.
— Я видела несколько отрывков, которые, кажется, не связаны друг с другом, — задумчиво произнесла Орлица наконец, провела кончиками пальцев по своей переносице, сжала её на мгновение, будто бы пыталась сосредоточиться. — Чётче всего я запомнила огромное светлое помещение, похожее на мастерскую. В нём были белые стены и несколько больших окон, в которых било солнце, и много, очень много разных вещей, стоявших вдоль стен, лежавших на стеллажах, в сундуках… Почти как склад, но они точно там не просто хранились, они для чего-то использовались. Стол; он стоял… Прямо под окном, и на нём лежала какая-то материя. Похожая, кажется, на кожу, только на ощупь очень тонкая, мягкая. И гладкая. Я занималась выкройкой, мне… Велели этим заниматься. Да, кажется.
Сандерс помолчала, обратив размытый взор куда-то в сторону деревьев, и в её густо-зелёной радужке плескались солнечные блики. Глухой голос её звучал мерно и очень спокойно:
— Там был кто-то ещё, я помню тяжёлый запах из смеси масел, красок и чего-то, похожего на золу, но сквозь расстояние ничего не могу зацепить. Кажется, он носил тёмные одежды. Но… Но нет, не могу.

Повернув голову, женщина осмотрела дремавшего ангела, однако, в отличие от Элейн, которая излучала лёгкое ершистое негодование от того, что этот развалился тут и изображает бревно, в её взгляде плескалась теплота. Она ценила то, что для неё совершали; и, положив руку на сердце, она могла точно сказать, что ни одно живое существо не сделало для неё больше, чем дьявол.
Да, пожалуй, Беллок была права, и с методами у детей Творца были определённые сложности.
Однако, в конце концов, они работали. Леди Ястреб сидела здесь, в обществе родственников, сам факт наличия которых казался какой-то необъяснимой диковинкой, а не покончила с собой в собственной квартире, одним взмахом кинжала перечеркнув себе множество возможностей. Не забери её с собой буквально силой павший ангел, сама жрица не могла бы с уверенностью сказать, что дожила бы даже до вечера.
Ей было незачем.
— А ещё… Я помню его, — воительница указала на растянувшегося в траве дьявола. — Там… Там он теперь выглядит иначе, сложно было связать увиденное мной в прошлом и в настоящем, но сейчас ты произнесла имя, и я поняла, что это были его крылья и его доспехи. Мы были знакомы и раньше, в Эдеме, только потом эта часть истории была мной утеряна.

Пригубив чай, бывшая валькирия нашла, что он великолепен. Густой, пряный аромат щекотал обоняние, и ей было так легко и спокойно, как не бывало уже давно; казалось, сам мир вокруг убаюкивает её боль. Не уничтожает, нет, но словно отодвигает прочь, прячет между листьев и бега облаков, не обесценивая, но размывая, как со временем теряются следы на песке, сглоданные беспокойными волнами.
Отставив спустя несколько минут пустую чашку рядом со своим коленом, Сандерс внимательно посмотрела на сестру. Кажется, несмотря на всё своё всезнание, сущность была несколько растеряна обнаруженным; что уж тут было говорить об Орлице, которая привыкла себя считать просто обычным человеком, которому не слишком повезло с выбором врагов.
— Я не уверена, —  осторожно произнесла Шаира, — но кажется, что я была чьим-то подмастерьем или служанкой там, в Граде. В моих воспоминаниях часто встречается это чувство, когда я что-то делала, не до конца понимая смысл, но очень старательно. Я помню, как училась кроить кожу и ткань, как училась рисовать и смешивать краски, как училась шить, ткать… Я умею даже ковать, хотя, несомненно, у меня получается это всего лишь терпимо. Но нет работы руками, которую я не умела бы делать. Что-то прорезалось, когда я коснулась Рога; я помню прялки, несколько маленьких и одну большую, помню рисунки… Эскизы, пожалуй. Помню, что мне нужно было протирать какие-то стеклянные сосуды, каждый — отдельного цвета. Их было девять, три по три. Мне сложно связывать эти воспоминания друг с другом, но они несомненно относятся к чему-то одному, и я всё больше склоняюсь к мысли, что там был кто-то ещё, какой-то мастер, которому я прислуживала. Но я совсем не помню его, даже силуэта, облика. Ничего.

Повернув голову, воительница посмотрела на спящего ангела, потом протянула ладонь и с неуловимой нежностью коснулась его волос. С тонких пальцев струилось расплавленное золото, медленно погасавшее на тёмных прядях.
— Мне казалось и раньше, что моя история более… Старая, чем то, что есть на руках. Я начала сомневаться в ней после того, как побывала на Танагаре, слишком большая пропасть была между моей памятью и реальными событиями, не в одно тысячелетие даже. Да, Элейн… Да. Я предпочту узнать о себе сама, так правильнее. Он прав.

Женщина чуть нервно пожала плечами, отчего всплеснули белоснежные крылья, подняв лёгкий, приятный ветерок. Закачались ветви близко стоявших деревьев, но вскоре воздух вновь стих; в её осторожной, мягкой жестикуляции чувствовалось смущение, смешанное с неловкостью. Говорить о дьяволе, который, пусть и спал, но был здесь, с ними, было сложно; пусть Холл не испытывала перед ним страха, но робость — да, пожалуй.
— Мне неведомо, почему он задержался и почему вообще со мной возится, правда. В новой истории мы познакомились не так давно, он… Он, кажется, хотел как-то меня использовать, но я не до конца осознаю, увенчалось ли то его желание успехом. И потом мы стали пересекаться всё чаще и чаще, как будто вселенная сталкивала нас нарочно, пока в искрах от этих встреч не нарисовался Метатрон. Тогда-то и всплыло наше родство. Но сейчас я думаю, что оно более древнее; ключник просто дал толчок новому витку этой истории, которая на самом деле теряется где-то очень далеко.
Тёплая рука Элейн была подобна якорю. Сосредоточившись на этом уверенном, помогающем касании, женщина задумалась и чуть улыбнулась, благодарно опустив тёмные ресницы.

— Что же мне рассказать, — вздохнула Шаира чуть слышно, — ну… Начнём с того, что я не знаю своего имени. Чай-Ара — имя, которое мне дали в храме Херу, небесной матери, но оно было красивым и нравилось мне, а потому осталось. Моя история начинается с тринадцатилетнего возраста, когда меня отдали в услужение богине; ничего более раннего о себе я достоверно не знаю. Не знала; теперь что-то начинает появляться. Досконально я помню четыре с половиной тысячи своих лет, начавшиеся с того, что меня и моего тогда ещё любовника, принца Куфу-Тара, убил жрец Хат-Сет. Мы попали в колесо перерождений, где остались связаны навечно. Всё время, что мне известно, я была с ним, я была рядом, я была о нём и я была только для него, равно как и он был для меня всем. Роль тени не претила мне; может быть, это звучит обречённо, или даже так и есть, но я вечно буду любить супруга, и для счастья мне достаточно было быть с ним рядом. Цивилизации менялись, уходили и приходили империи и короли; мы оставались с краю истории. Супруг создавал вещи, которые могли принести счастье и горе — зависело от тех, к кому они попадали, я же хранила эти вещи. Многие артефакты, созданные кузнецом, до сих пор существуют и многие ещё дадут о себе знать. Однако в последнее время всё начало рушиться.
Она помолчала, собираясь с силами, прежде чем продолжить. Это была довольно тоскливая часть истории, которую, однако, всё равно требовалось рассказать, ведь у каждого сюжета должен быть конец:
—  Я занялась исследованием прошлого, собственного прошлого, поскольку очень многое в нём начало казаться ненастоящим, и начали всплывать странные вещи. Моё родство с Эдемом, N-металл и его свойства, исторические парадоксы; я начала подозревать, что история, которую мы знали, на самом деле сфабрикована. Это было… Тяжёлое открытие, если честно, осознавать, что тебя обманывал некто столько времени, причём ты не ведаешь ни кто это был, ни с какой целью он это делал. Наверное, я что-то пропустила. — Женщина печально улыбнулась. — Или, может быть, увлеклась слишком сильно, со мной таковое уже бывало, и отдалилась от мужа. В любом случае, он оставил меня, написал письмо — и оставил. Лишил меня даже права выбора, решил за нас обоих. У него честь, долг; а я — я осталась здесь, и больше у меня ничего не осталось, кроме пустоты.

Разговор неспешно тёк своим чередом, и крылатая валькирия вдруг поняла, что ей сейчас, после вырвавшихся наружу слов, стало легче. Комок, застрявший в горле и мешавший дышать, исчез; выговорившись, она просто отпустила то, что душило её и мешало думать, постоянно заставляя возвращаться в мыслях к тому, что разорвало ей душу. Не то даже, что её не осудили, а просто — сама исповедь.
Сказанное перестало быть столь страшным, как чувствовалось. Тьма, притаившаяся в глубине разума, отступила.
— Знаю, — эхом откликнулась Холл, как и девочка, глядя на спавшего, — он как-то упоминал об этом.
Она благодарно кивнула Элейн, выслушав её, и сделала вид, что не заметила странной оговорки — или на самом деле это было что-то вроде демонстрации истинной сути вещей? Хотя, впрочем, после перерождения дочерью Метатрона быть не частью семьи этого безумного осиного роя под названием "Иегова и его творения" Орлице, пожалуй, не грозило. Даже если бы она появилась из ниоткуда в начале времён, вселенная уже изрядно спутала карты крови.
— Вижу. Только Картер не мог знать об этом, о нём. Он знал о том, что… Наша родственная связь, да, о ней он знал, но ни он, ни даже я сама не могли с уверенностью сказать, как надолго Белиал исчез из моей жизни. Муж всегда ставил долг превыше всего, так что едва ли ему вообще было до того, чтобы подумать, с кем он меня оставил. Это… Это не обида, но я не могу ему простить того, что он лишил меня даже возможности услышать от него, а не от бездушного куска бумаги его прощание.
Вот и всё. Вот и ответ для неё самой.
Княжна, проведя кончиками пальцев по лицу, точно снимая паутинку, вздохнула, отпуская это ощущение прочь. С ним теперь придётся жить; со всем этим. И чёрт бы с ним.

Жрица кивнула:
— Да, немного, но рассказал. И я не могу отрицать, что это может быть явлением одного порядка, то, что вмешивалось в мою жизнь и то, что теперь вмешивается в ход событий вселенной.
Сменив позу и приблизившись к спящему дьяволу, Шаира бережно уложила его голову себе на колени и с этой бескрайней, истинно женской нежностью запустила пальцы в густой тёмный волос. Удивительной казалась ласка в её жестах, мягких и одновременно отчётливо-уверенных; кажется, крылатая валькирия не только не сомневается в том, что делает, но даже не задумывается об этом. Тягучее золотое свечение, невесомое, как солнечный свет, плясало на её ладонях.
Лёгкая, точно дымка тумана, она обволакивала павшего ангела своим теплом, отгоняя от него дурные мысли да сны и давая просто отдохнуть — самая малость, чем она могла отплатить и помочь.
— Узнаю Люцифера: всегда найдёт, кому спихнуть заботы, чтобы не интересоваться ими самому. Пожалуй, — немного улыбнулась Сандерс, — теперь-то уж наши истории переплелись окончательно, так что, возможно, ему и не будет нужды скрывать от меня так много. Спасибо, Элейн.
И вдруг она, тряхнув густыми волосами, рассмеялась, негромко и мелодично, точно звякнули серебристые колокольчики на ветру. Перехватив чуть недоумённый взгляд сестры, женщина взмахнула рукой и объяснила, скрыв в интонациях лёгкую усмешку:
— О, я просто… Просто вдруг поняла, что действительно считаю такие выходки Утренней Звезды чем-то обычным.

Сознание Шаиры вновь что-то царапнуло. Образ странного ангела, отрешённого от реальности, преследовал её уже который месяц, но оставался всё таким же непонятным; и вот вновь о нём зашла речь — теперь из уст Элейн. Жрица вновь попыталась заглянуть в собственное сознание, снова отыскивая рыбок на дне глубокого бассейна, но теперь по воде тёмных воспоминаний шла слишком сильная рябь, и разобрать не получилось ни единой мелочи.
Однако воительница была достаточно упряма. Не имея возможности поймать прошлое сейчас, сдаваться она всё равно не собиралась; оставив эти мысли, она позволила разговору вновь подхватить её и вернуть в настоящий мир.
— Нет, что ты. Я ведь женщина, и я всегда была только женщиной. Я не умею решать проблемы с таким великолепным к ним пренебрежением, как это делают мужчины, — улыбнулась Шаира. — Мне обязательно надо до всего докопаться и всё рассмотреть, а уж только потом что-то делать. За это меня тихо ненавидит большая часть окружающих.

Она, как и сестра, ощутила, что павший ангел просыпается, и осторожно убрала руки от его волос, на которых золотом играли блики её ласкового, вкрадчивого, как кошачьи шажки, волшебства. И, надо сказать, дядя не подвёл. Скорость, с которой он откатился от неё в сторону, могла бы посрамить любого олимпийского атлета.
Топкие, как болото, глаза валькирии блеснули мягким, озорным каким-то лукавством, когда она глянула на уткнувшегося в чашку мужчину. Кажется, зрелище смущённого дьявола её изрядно развеселило; при том сама Сандерс не ощущала никакого неудобства от произошедшего. Для неё, в общем-то, не было ничего более естественного, чем желание помочь любым возможным способом.
Да и обнимать Белиала было не так, чтобы сильно неприятно, что уж там говорить.
— Конечно, — подтвердила женщина. — Элейн говорит о том, что то, что изменило моё прошлое, помешав помнить его, и то, что сейчас происходит во вселенной — это всё звенья одной цепи. Что-то вмешивается в историю. Хотя теперь меня жутко интересует один вопрос… Сейчас.

Она немного помолчала, болтая кофе в кружке, потом улыбнулась дьяволу, легко и спокойно.
— Прости. Мне показалось, что тебя что-то гложет во сне, но я не умею отводить дурные мысли иначе, только руками. Мы говорили о том, что я вспомнила, когда Гавриил припёр на Землю свой этот… Рог. Мне понадобилось услышать твоё имя от неё и увидеть твои крылья, чтобы узнать окончательно, но я помню тебя. Я помню тебя в Серебряном Граде.
— Сам додумаешься, что это значит, — усмехнулось божество местной вселенной.
— Получается, что я помню тебя до того, как вы… До мятежа Люцифера, — тем временем осторожно продолжила Шаира, допила горьковатый приятный напиток, щёлкнула ногтем по краю кружки. — По моим меркам это было чудовищно давно, я вообще не особенно понимаю, как это возможно, однако сейчас в моей голове вообще нет определённости, а оттого оно и неважно. Но при этом, кажется, меня нет в вашей истории. Ты… Не помнишь меня?

Холл опустила голову, ощутив острый укол чужих эмоций. Винить павшего ангела было не за что; мало кому понравится такое вмешательство в ткань его собственной судьбы, поэтому ощути она сейчас огненный меч в груди — не стала бы и сопротивляться. Княжне было горько и нестерпимо стыдно одновременно; чем больше открывалось ей собственное прошлое, тем более тёмным оно казалось.
А всё началось с безобидных почти сомнений о том, что на Танагаре они должны были оказаться минимум на два тысячелетия раньше.
Кивнув божеству, воительница подтянула одну ногу к груди, согнув в колене, и поставила на неё подбородок, прикрыла глаза, вновь ныряя в тревожащий пруд. Перед внутренним взглядом, сплетаясь из пустоты и забытых мыслей, соткалась сеть, состоявшая из бессчётного количества нитей; умелым пальцам пряхи не составляло труда скользнуть меж этих переплетений, чтобы с кошачьей осторожностью распускать сложную цепочку узлов.

Некоторое время женщина не двигалась. Её красивое остроскулое лицо застыло, как мраморная посмертная маска с надгробия величественной средневековой королевы; и даже живые, внимательные глаза казались пустыми, пыльными — уже не коварное болото, но старый мох, проросший на деревянных балках заброшенного дома.
Поддался ещё один узел; этот был последним.
Ощущение, рождённое этим, было сродни тому, как альпиниста сметает беспощадной лавиной. Больно оцарапав себя ногтями по обнажённой шее, женщина неловко съёжилась, выгнулась дугой на зелёной траве, забила крыльями — а память, с которой так беспечно сняли удерживающие путы, рвалась наружу, возвращая ей самое себя.

Беллок протянула было руку, но потом словно передумала, и спустя ещё несколько секунд яростное сияние, превратившее Сандерс в крошечную упавшую звезду, начало угасать, бесстыдно обнажив её тонкое тело. Белые одежды карнавального костюма вновь вдруг показались уместными, так разительно подчеркивавшие её отрешённость от земного.
Сейчас только тяжёлое дыхание мешало поверить, что с ней всё хорошо. Медленно поднявшись на ноги, леди Ястреб отошла прочь, замерла на краю поляны призраком, невидяще вглядываясь куда-то вдаль.
— Я чувствовала, как в этой истории отдаёт чем-то заметно безумным, — медленно произнесла жрица. — Моим хозяином в Эдеме был Мелеос. Я, впрочем, начала догадываться, что он должен быть где-то здесь замешан, с тех пор, как его уши начали неявно, но ощутимо торчать едва ли не из каждой новой всплывающей тайны, однако не могла даже представить, насколько тесна наша связь.
И не сказать, чтобы это было самое прекрасное открытие. Родителя хуже давно свихнувшегося артефактора было сложно вообразить.
— Вот тебе и ответ, зачем. Мы должны были исчезнуть, — просто произнесла женщина, грустно улыбнулась, — похоже, что мы тогда думали, что этим оградим себя от участия в планах моего полоумного мастера.
— Помогло? — Участливо спросила Элейн.
Валькирия повела плечами, с лёгким шорохом развернула и тут же вновь сложила крыла, избегая смотреть на дьявола, да и на сестру тоже. Многие знания, говорят, таят в себе многие печали; сейчас она ощущала это на собственном опыте, как никогда раньше. Шелестящий голос звучал глухо и как-то шершаво, неуверенно:
— Да похоже, что не слишком, потому что сумасшедшие идеи колесят по нашей вселенной до сих пор.

Нервное, слабое движение плечом не увенчалось особым успехом; как-то внезапно Орлица осознала, что мужчина стоит рядом и притягивает её к себе, укрывая сияющими крыльями от навалившихся невзгод. И ей, пожалуй, это было нужно, потому что мало кто способен был перенести подобные известия в одиночку.
Холл всегда была сильной и смелой женщиной; но всё же у неё был свой предел прочности, сейчас истончившийся до едва заметной шёлковой нити, готовой лопнуть в любой момент.
— О, — только и выдохнула она, обессиленно упав в объятия дьявола.
От него исходило тепло и терпкий, сильный запах; жрица уткнулась лицом в чужую грудь и замерла, прижав к павшему ангелу обе раскрытые ладони. Эмоции постепенно уходили; для них ещё останется время — но сейчас было не до этого. Спустя несколько минут крылатая валькирия мягко и благодарно кивнула, ступила вместе с дьяволом к костру, подхватила свою чашку с кофе.
Элейн была права; время требовалось потратить с пользой.

Пригубив напиток, она внимательно слушала рассказ Белиала, но потом подняла руку, показывая, что хочет что-то добавить.
— Нет. То есть, да, но не совсем. Изначально Мелеос создал меня просто так. Будем откровенны, Мелеос давно и безнадёжно сошёл с ума; я помню его ещё относительно молодым, и он уже тогда совершенно не дружил с головой, вечно блуждая по каким-то лабиринтам идей, опасных для всего мироздания. И вот; Мелеос создал меня, когда экспериментировал с творением; я была идеей, воплощением гармонических линий, сосудом, который ожил. Сначала ему это не понравилось, но потом он вдруг передумал, и начал... Наполнять меня. Придавать мне смысл, а не только форму. Получилось то, что получилось; творение довольно однобокое, но тут уж ничего не попишешь. В любом случае, наверное, я должна быть ему благодарна, всё же он дал мне жизнь и нарисовал судьбу, пусть и путём нетривиальным.
Убедившись, что дядя рассказал всё необходимое, женщина залпом допила кофе, откашлялась и пояснила ту часть, которую могла раскрыть только она, увидевшая события изнутри:
— Где-то в промежутке между моим созданием и мятежом Люцифера Мелеос увлёкся своими картами, и тут всё стало совсем плохо. Ему понадобился второй аркан. Тайные знания, женская сакральная сущность… Ну вы догадываетесь, да? Я всё это время ходила у него под боком, и мастер решил не выдумывать нового, а воспользоваться тем, что у него есть, и дополнил меня вновь — сделал Жрицей. Если Люцифер когда-нибудь задумывался о том, почему в колоде её не хватает — ну вот поэтому.

Короткое молчание, пока княжна выстраивала в сознании цепочку перепутанных воспоминаний; она сильно щёлкнула пальцами. Сухой, резкий звук разнёсся над поляной, подводя какую-то невидимую черту.
— В общем-то, я просто сбежала от своего мастера. Потому что надоело! — Тонко очерченные ноздри Орлицы хищно раздулись, выдавая её искренний гнев. — Мало того, что он отобрал у меня всякую свободу выбора и вертел мной, как ему хотелось, так ещё в результате вообще додумался впихнуть в свои треклятые карты! Я сбежала под крыло Люциферу, и тот был не против — у меня было, что рассказать. В аду было неплохо, если честно; куда лучше, чем в мастерской. Тот демон — кузнец и сын кузнеца, он был очень талантлив. Жрица и кузнец, пряха и творец.
Она рассмеялась, гася в своём смехе нервозность, тряхнула густыми волосами, и продолжила, зло, резко чеканя слова:
— Союз, благословлённый небесами! Да мастер наверняка бился в оргазме от того, как у него всё сложилось, только я об этом понятия не имела и попросила отпустить нас, меня и кузнеца. Ну, в целом, никто и не был против, и мы спокойно ушли. Жили, как умели, мой супруг — создатель, и я, хранительница им созданного. Только Мелеос… В общем, — Эра тяжело вздохнула, — в общем, мы однажды решили, что нам нужно спрятаться, иначе он не оставит нас в покое. Создали артефакт, запутали нити наших судеб и… И… И сделали то, что он хотел. Мелеос, как я могу догадываться, нарочно ввёл нас в жизнь, как хаотический элемент, дополнительную переменную, а для того, чтобы внести ещё больше путаницы и убрать возможность у остальных управлять нами, вынудил нас поверить, что мы должны быть независимы. И тогда началась цепочка наших перерождений. Артефакт создали мы, но я, ммм, я не до конца уверена, что это была моя идея. — Женщина стукнула себя кончиком ногтя по виску, заканчивая мысль: — Дело в том, что я не помню, откуда мы взяли те чертежи. Не исключаю, что всё оттуда же, ибо всё это очень в духе мастера.

Отредактировано Shiera Sanders-Hall (2017-10-17 19:23:05)

Постаравшись будто бы стать маленькой, незаметной, женщина свернулась в небольшой клубок, подтянула колени к груди, обняла их обеими руками и спряталась под крылом павшего ангела, прижавшись к его плечу. Однако глаза её вновь смотрели уверенно и спокойно, и в их густой, топкой глубине вновь жил гибкий, как хлыст, разум, привыкший видеть тайное.
Неизвестно было, для чего сумасшедший артефактолог создавал свою Галатею, когда заигрался в творение из неживого, но зато известно было, что получилось. Прорезавшиеся в сознании прошлые дни пояснили леди Ястреб пусть и не всё, но очень многое; в том числе и то, почему её всегда так манили загадки — в этом и была её суть. И сейчас, здесь, она была, скорее всего, на своём месте.
Наконец-то.

Выслушав диалог между родственниками, она осторожно кашлянула, привлекая к себе внимание. Павший ангел явно раздражался от этих бесконечных попыток подсунуть ему трон, который на самом деле тащил за собой только бессчётные новые проблемы, но никак не пути их решения, и разговор требовалось срочно перевести в более продуктивную плоскость.
— Ведь можно использовать меня, — просто предложила Орлица.
Элейн посмотрела на сестру с намёком на интерес, сделала жест рукой, предлагая продолжать. В конце концов, это вообще-то было её идеей, которую жрица просто высказать решила самостоятельно; Беллок отчётливо видела, что Белиалу нужен кто-то, кто сможет распутать и упорядочить происходящее безумие до того, как оно захлестнёт вселенную хаосом.
Протянув ладонь, Эра мягко коснулась чужих пальцев.
— Ты хочешь оставаться мёртвым для широкой аудитории, — объяснила она, чуть подняв голову и глядя на дьявола снизу вверх. — И я отчётливо понимаю, почему это сейчас важно. Но ведь со мной-то для метавселенной ничего не происходило. Нергал свою трёпку уже получил и теперь ближайшие много-много лет никому ничего не расскажет, я жива и здорова, поэтому могу делать, что угодно, и никого не удивят мои странные поиски или поступки; я всю жизнь только этим и занимаюсь. Кое-что о проблемах во вселенной я уже знаю от тебя и так, кое-что подсказала Элейн. Сделай меня своими руками — я умею много и привыкла учиться делать то, что ещё не умею. В конце концов, если так подумать, работать для тебя гораздо приятнее, чем для моего мастера.

Волна чужих эмоций, поднявшаяся от невинного вроде бы прикосновения, заставила ту часть женщины, что ещё была Шаирой Сандерс, торопливо отвернуться, смущённо и немного стыдливо, словно бы она испугалась чужой страсти. Привыкшая быть тенью, что дополняет своего супруга, Шаира Сандерс всегда была немного недосягаемой, незаинтересованной в реальном мире.
Та же её часть, что была Эрой, откликнулась дьяволу расширившимися зрачками, что почти затопили радужку, и ответной пьянящей жаждой, притаившейся в страстном изгибе её полных губ. С той только разницей, что павший ангел, будучи мужчиной, желал обладать; жрица же, будучи даже не просто женщиной, но воплощением всей женской сути, такой, как мечтал её увидеть мастер, желала принадлежать.
На какое-то мгновение её страсть ударила в чужой голове церковным колоколом, а затем — всё стихло, будто бы и не было этого горячечного диалога, не потребовавшего ни единого слова. Топкие зелёные глаза метнулись к Элейн; княжна переплела сильные тонкие пальцы под своим подбородком.

Ответ Белиала мог бы даже немного огорчить её, если бы леди Ястреб не предполагала его сразу. Он, в конце концов, не отталкивал её и не запрещал вмешиваться в происходящее, и этого было достаточно; куда лучше было влипать в неприятности для него, чем продолжать прозябать в пустоте своего уныния. Мысль остаться в одиночестве опять, заглянуть в пустоту и увязнуть в ней снова, как бабочка в паутине, была попросту невыносима, и ей Холл предпочла бы что угодно, даже адские ледяные озера и огненные горы.
— Ни на минуту не сомневалась в этом, — мелодично и чуть хрипловато рассмеялась крылатая валькирия, тряхнула медной гривой, — не в твоих привычках сидеть в стороне, уж это-то я помню. Но моё предложение остаётся в силе; я могу быть тебе полезной во многом и не отказываюсь от этого.

Покусывая нижнюю губу, жрица внимательно слушала, как дьявол вспоминает, но покуда молчала. Сейчас важно было отдаться своим ощущениям, позволяя интуиции, её самой загадочной и неподдающейся рациональному объяснению возможности, самой подкидывать правильные объяснения.
Перед внутренним взглядом промелькнули отрывочные, малопонятные видения, в которых было много темноты, гаснувшие и вспыхивавшие звёзды и непонятный, тусклый силуэт, находящийся так далеко, что даже разобрать толком его форму не получалось. Эра поморщилась. Возвращать умения, которыми она прежде пользовалась, даже не задумываясь, было не самым простым навыком, но теснившиеся в разуме тайны рано или поздно всё равно готовы были открыться.
Следовало просто поймать этот миг.
— Это неважно. Необязательно быть рядом, чтобы уметь слышать, — вдруг вмешалась в разговор воительница. — Ты рассказывал мне про Гавриила, помнишь, про то, как его сумасшествие оказалось вполне спланированным заранее? Я не могу объяснить почему, но мне кажется, что здесь что-то… Схожее по смыслу. Ты ищешь того, кто прикоснулся к вашему разговору, снаружи, но что, если он был внутри? Тебя, конечно, прочитать невозможно, Люцифер какому-нибудь магу не по зубам, но мы только что убедились, что артефакты, созданные ангелами, могут изменить вашу память. Возможно, заглянуть в воспоминания они могут тоже.

Медноволосая женщина ответила павшему ангелу короткой, ускользающей и вместе с тем — жадной усмешкой, что золотистой вспышкой отразилась в его мыслях, но она всё ещё не думала по-настоящему сопротивляться. Её дразнящие, мимолётные касания чужого сознания скорее распаляли, чем отвергали. Кажется, это хозяйское, жадное движение, которым он заявил на неё свои права, откликнулось в Эре ровно тем, чем и должно было — желанием покориться, принадлежать. "Возьми, если сможешь."
Какой смысл им было сопротивляться собственной сути, когда сейчас и здесь они были нужны друг другу. Хотя, конечно, вопрос кто кого соблазнял на самом деле, был интересным. В женском коварстве сила таилась не меньшая, чем в откровенно-мужской, жёсткой потребности властвовать.
Выслушав Беллок, крылатая валькирия кивнула и, поразмыслив пару секунд, ответила:
— По сути, в этом ведь моя работа всегда и состояла. Тайны и их разгадки; ни на Земле, ни на Танагаре нет другого учёного, который посвятил бы этому больше времени, чем я, и если расширить это до масштабов метавселенной… Я не уверена, что Белиал будет в восторге от всего того, что я могу вытащить наружу, но ты права, Элейн. Это то, что сейчас мне нужно. Ну и, — она коротко, нежно рассмеялась, — кто, если не мы? Я не могу сказать, что реальность, в которой мы живём, идеальна, но я совершенно не готова видеть, как кто-то разбирает её по кирпичикам прямо у меня под носом.

Последующее предложение заставило её чуть недоверчиво прищуриться, но потом Холл вновь расслабилась, философски поведя крыльями.
— Я? О, я обожаю Даниэля, — с лёгким, но ощутимым сарказмом ответила Шаира, — он всегда очень красноречиво делает вид, что меня не существует. И всего остального мира тоже не существует. И вообще в мире есть только Морфей и его высочайшие, торжественные страдания, а всё остальное служит только фоном для того, чтобы Морфею страдалось более самоотверженно. С тех пор, как я осознала концепцию смерти и начала умирать, я стала достаточно фаталистична, но — видит Небо! — мне никогда не достигнуть таких высот, как освоил мой внук. Сдаётся мне, Лите следовало пороть его ремнём немного чаще.
Жевавшая свой бутерброд Беллок не выдержала и фыркнула, забавно сморщив нос. Похоже, что она с характеристикой Песочного Человека была согласна чуть более, чем целиком: из всех Вечных владыка снов был самым загадочным и самым утомительным одновременно. Уйти от него в нормальном состоянии рассудка, кажется, никому не удавалось.
Орлица усмехнулась, завела руки за голову и потянулась, сильно прогибаясь в спине. Загривком она с наслаждением отёрлась о крыло дьявола, точно крупная кошка, обнаружившая хозяйскую руку и решившая напомнить о себе.
— В смысле, это было "да". Я вижу то, что не видят другие; в конце концов, в колоде я значила тайные знания, и эта часть моей сущности до сих пор со мной. Возможно, я смогу рассмотреть то, что не увидел Люцифер, — задумчиво протянула она, снова всматриваясь куда-то в ирреальность, — или что не увидел ты. Насколько Морфей будет упираться нашему визиту?