Дёрнувшая наверх петля заставила женщину вскинуть голову, внимательно, ищуще всматриваясь в чужое лицо. От неё тянуло звериной опаской; на белоснежной, как мрамор, щеке ярко тлел отпечаток тяжёлой ладони, а саму её била крупная дрожь. На гибком теле не осталось живого места, и боль, что цвела в ранах, в следах его умелых касаний, горела огнём, сжигая снаружи также сильно, как изнутри её терзал жгучий голод, странно смешанный со страхом. Она желала его, желала очень остро, но теперь к этой жажде примешивалось что-то другое; понимание того, в какую игру она шагнула, быть может, или ощущение того, что, перейдя сегодня один раз грань убийства и доказав, что она — его, вся его, и душой, и телом, и желаниями своими, дьявол не остановится и в следующий.
Вертикальные зрачки его пульсировали, притягивая всё внимание к себе, и за ними был только мрак. Эра захрипела, ощущая, как затягивается на шее верёвка, покорно подалась вверх, вставая на носочки, точно балерина, и силясь вдохнуть воздух, остро пахнувший металлом, но перед глазами плыло, мир превратился в хаотичные пятна, оставляя только властный голос Белиала. Удар едва не уронил её на пол вновь.
— Ваша, — прошептала она, — Ваша, и только. Навсегда.
И это было правдой: она никогда не помыслила бы даже о том, чтобы уйти.
Особенно теперь. Это было безумием, несомненно, но в нём женщина нашла сладостное понимание того, что на самом деле было в слове "принадлежать", и боль стоила каждого этого мига.

Злой, хозяйский поцелуй, подаренный супругом, обжигал, и к нему примешивался солоноватый привкус. Эра силилась унять слёзы, но никак не выходило.
Держаться в сознании в какое-то мгновение стало очень сложно. Пальцы жрицы медленно скользили по твёрдым плечам павшего ангела, оставляя тонкие красноватые полосы следов, а она пыталась устоять на ногах, выдыхая тихие, но очень отчётливые стоны, в которых тягучими гласными таилась мольба. Змеиные клыки, впившиеся в шею, причиняли острейшую боль, вплетавшуюся в ту бескрайнюю, пряную, что уже жила в ней, и сознание, на мгновение вернувшееся было, оплавилось, грозя погаснуть. Она совершенно перестала понимать, кто она и где, и только жажда дьявола, которую жрица чувствовала, как собственную, была здесь настоящей.
Женщина слабо вскрикнула, бессильно оцарапав супруга между лопаток, ударила в его спину костяшками пальцев. Вырываться она больше не пыталась, покорно замерев в его руках, но если бы он сейчас отпустил сплетённую верёвку, она бы упала на пол, не в силах уже удержаться сама. Боль, которой он так щедро поил жрицу, наслаждаясь беспомощностью своей жертвы, переломала её, выпила все силы до дна, они кровью пролились на постель и каменный пол, и в прерывистом дыхании чудилась загнанность измотанного зверя.
Эра вскрикнула вновь, тихо и тонко, точно птица, и снова острые ногти прошлись по спине павшего ангела.

— Пожалуйста… — Простонала женщина, слепнувшими глазами глядя куда-то в пустоту, но умолкла вновь, не в силах больше говорить.
О чём она пыталась просить, быть может, не знала и она сама.[NIC]Era[/NIC][STA]oui, mon maître[/STA][AVA]http://s5.uploads.ru/VLahI.jpg[/AVA]

Бей меня бешено —
Ведь я подвешенный,
Не достаю ногами до земли. ©

Взбесившаяся темнота на миг отступила, когда павший ангел, оказавшийся вдруг невыносимо близко, прижал её к себе. Дрожавшая, совершенно переставшая понимать, что происходит, миг — и вечность назад — умершая и воскресшая, женщина отчаянно льнула к нему, зябко обхватив себя за плечи. Боль лишь отступила на второй план, но любое движение, любое касание сильных пальцев взрывало внутри новый фейерверк. Чеканное лицо казалось совершенно меловым, краски ушли из него вместе с отражением чувств: несмотря на то, что внутри Эры бушевала буря, незнакомая ей прежде, живыми в ней остались лишь широко распахнутые глаза.
Зрачки её замерли наконец, огромные, чисто чёрные, перекрывшие радужку, и они казались лунной тенью на теле солнца во время затмения, охваченные короной золотого сияния — и в них отражался страх. Когда-то очень давно, целую вечность из четырёх месяцев назад, женщина эта была уверена, что не способна бояться более, но едва ли она могла тогда представить бездну, что показывал ей адский герцог, огненным жаром своим ласкавший сейчас открытые раны.
Бездумно жрица смотрела на то, как багрянец её крови мажет его ладони — это было пугающе в той же мере, что и красиво, ещё один атрибут его полной власти над женою.
Хриплый, болезненный вздох; женщина сжалась в комок от тихого шёпота, скользнувшего в само её существо. Белиал завораживал её, как змея — свою добычу, и ставшая сейчас невероятно юной, такой, какой она вышла из-под резца сумасшедшего артефактора, Эра любовалась им. Вместе с предвкушением, мучительным ожиданием нового удара в ней вновь вспыхнуло это жгучее желание.
— Пожалуйста…
Но просьба утонула в поцелуе, любовном и ядовитом в равной мере, и она, ведомая рывком петли, покорно встала на колени. В горьком стоне, который издала жрица, выгибаясь дугой, не было уже ничего, кроме подчинения его воле. Ядом и полынной горечью он выжег в ней всё прошлое, всё, что глодало её тысячелетиями.

Вернулась боль, вернулась и стала в тысячу раз острее, дьявол вязал её умело и быстро, и всё тело стонало от позы и злых узлов; изо всех сил цеплявшуюся за реальность Эру мелко трясло.
— La vôtre, messer, — лёгким взмахом крылышек золотой бабочки прошелестел нежный голос, — de tout temps.
Глаза, расцвеченные живым оплавленным золотом, смотрели на дьявола совершенно неотрывно. Точно раненный зверь, ищущий избавления, женщина потянулась к его тяжёлой ладони, коснувшейся лица, и скорее почувствовала, чем поняла, что супруг исцелил оставленный след — и в следующий миг опять закричала, бессильная перед новой вспышкой боли.
Её серебристый, чарующий голос всё ещё был подобен музыке, но теперь в нём звучало не спокойствие вод великой реки, но безумие горных ручьёв по весне, и она говорила, не смея, не понимая даже, как может отказать ему, говорила, выворачивая всю себя наизнанку, и было чувство, словно она сама с себя сняла кожу, оставив только обнажённые нервы.
В ней не было тайн больше, только откровенность на грани истерики.
Она смотрела, как он велел, смотрела — но почти не видела, утонув в слезах и вернувшейся темноте. Была ли она вообще, существовала, или то призрак был, тень лишь её присутствия? Эра не знала: себя она не осознавала уже совершенно точно, да и реальность мира не казалась такой уж непреложной. Мгновение тишины; она пыталась понять, о чём спрашивает палач.
— Вас, — вдруг произнесла жрица, — я хочу Вас. Быть с Вами и быть Вашей. Чтобы всё остальное угасло и ушло, и чтобы никогда больше не было холодно, и даже просто быть, но Вас — более всего…
Речь становилась всё тише и тише. Её разум угасал вместе с силами, оставляя только древние и тёмные, как ночь сама, желания; точно мотылёк — в паутине, запутавшись в умелой рукой наброшенной верёвке, Эра порхала между землёй и небом, не различая мира вокруг. Путы давили на кожу, красились в алый от кровоточащих отметин, тревожили тело, но она почти не чувствовала того. Уронив голову, она умолкла, не в силах говорить больше, и дыхание, и без того слабое, стало почти неразличимым.

Мир померк. Опустошённая, женщина чувствовала себя свободной, как никогда раньше — и неважно, что тело сходило с ума от боли; она сознанием была чиста, как первый снег и новый лист.[NIC]Era[/NIC][STA]oui, mon maître[/STA][AVA]http://s5.uploads.ru/VLahI.jpg[/AVA]

А я летаю,
Миры взрываю
В поисках — ведь где-то рядом ты. ©

Павший ангел распахнул своё сознание перед женщиной настолько внезапно, что она на миг почувствовала, как тонет в его существе: лавина яростных желаний, таких откровенных и ярких, горящих новорождёнными звёздами в темноте космоса, рухнула на неё, ко всем чертям сметая опустошение. И тогда она закричала вновь, забившись в верёвках, как в силках, не зная и не понимая, откуда взялись силы, но на этот раз в её звонком голосе, странно напоминавшем клёкот хищной птицы, чудилось ликование.
Телом она не могла ему ответить, связанная и совершенно беспомощная, но могла касаться его существа лёгкими отблесками собственной души — и она звала, вспыхивая от его ласки, от близости, от запаха даже живым костром, в который подбрасывали всё новых поленьев. Он был прекрасен, тёмный и горячий, злой, как огонь сам, и он нужен был ей во тьме этой ночи как воздух.
— Я прошу, — повторила она тихо, заглянув в глаза Змея, и отчаянно потянулась к его разуму, чтобы упасть в жадное адское пламя и в нём сгореть.
И он взял её, подхватив солнечный блик в кромешном мраке и сжав в ладонях, гиблым поцелуем ответив на её отчаянный оклик. Расцвела боль, но теперь она вновь была сладка, ведь они делили её на двоих, как ритм сердца и движений, как разум и всё будущее своё.

Верёвки обратились в пепел, вырвав новую вспышку: пробывшее в вынужденной неподвижности тело горело теперь, точно его швырнули на ложе из игл, и кровь никак не желала останавливаться, но Эре не было до того никакого дела. Жадно подавшись вперёд, к супругу, она несмело коснулась его тела обеими ладонями, остро чувствуя огонь, что бежал по венам, но вскоре движения её, лёгкие и стремительные, обрели уверенность; жрица жадно, до исступления ласкала мышцы, вжимала в кожу ногти, скользила кончиками пальцев по позвоночнику, желая его всего — себе и так же отчаянно, как любила, ни в чём не сомневаясь, отдавая всю себя ему.

Она стонала, глухо и отчётливо, до боли сжимая руки за его спиной и прижимаясь к нему всей собою, и боль пела внутри, прорастая сквозь них обоих чёрными шипами; тонкое тело колотило крупной дрожью, словно в лихорадке, но жрица не разжимала объятий: они сейчас были единым целым, всё, что было, и всё, чего не существовало даже, поделив друг с другом. Яростно сияющая золотая бабочка в ложбинке между ключиц колотилась, точно запертая в клетке ласточка, и от её крыльев исходил ослепляющий свет, на который невозможно было смотреть. Этот же свет сиял и в жрице, отражался в зрачках, а вскоре затопил её глазницы, превратив их в два озёрца из расплавленного золота.

И в миг, когда взорвалась сверхновая, окунув их в удовольствие, которому не существовало равных нигде более, женщина в сладкой истоме выгнулась в сильных руках дьявола и превратилась в пожар. Она наверняка обжигала его ладони, потому что невозможно удержать в голых руках солнце, но не могла перестать пылать, разожжённая им, ставшая впервые за всё бессмертие своё целой, настоящей, нашедшая себя в том, как он владел ей, бывшая теперь с ним и для него только. От крика, вырвавшегося из её приоткрытых губ, содрогнулась даже бездна, где были они вдвоём.
Женские ногти царапали сильные плечи в судороге на грани безумия, пока она извивалась в его объятиях, проживая тысячу жизней на пике этого наслаждения — и в каждой из них принадлежа только ему. Всё, что было в прошлом, ушло навсегда.

Она откинулась назад, доверяя павшему ангелу настолько, что не подумала даже призывать собственные крылья. Едва ли он смог бы отпустить её от себя сейчас, как едва ли женщина могла сейчас молчать, пережившая катарсис и новое рождение в его умелых руках, но не имевшая, не знавшая нужных слов, чтобы выразить свои чувства. Их было слишком много, они были слишком яркими; всё, что было до этого, все миллиарды прожитых лет, казались тусклыми и серыми, они ни в какое сравнение не шли с тем, что показал ей супруг.
— Люблю, — прошептала Эра, и её шёпот казался оглушающим рёвом водопада и грохотом землетрясений, — я твоя, слышишь, я навсегда твоя, и я люблю тебя!
Касание узкой дрожавшей ладони к его лицу было исполнено оглушающей, невероятной ласки. Она тянулась к нему всей собой — измотанная, обессиленная и невероятно счастливая.[NIC]Era[/NIC][STA]oui, mon maître[/STA][AVA]http://s5.uploads.ru/VLahI.jpg[/AVA]

Как они оказались на кровати, жрица не помнила. Упав на тёмное сукно, она бездумно смотрела в высокий белый потолок, сжав обеими ладонями тяжёлую руку дьявола, и мир вокруг, любой, хоть оставшийся там, за стенами замка, хоть бывший в другой мультивселенной, был лишь декорациями, а все истины сошлись сейчас на них двоих. Обессиленные, выпитые почти до дна, отдавшиеся друг другу с безрассудством и оплавленной страстью, что жила в них дольше, чем существовало человечество, они могли сейчас просто быть вместе, вдвоём, позабыв об интригах Творца и вечных проблемах равновесия.
Желания адского герцога, которые он не стал закрывать, тревожили; к горлу юной богини вдруг подступил комок, и заныли опять мышцы, измученные тем, как владыка растягивал её на ложе, заставляя терять разум от невозможности сделать вдох.
— Vous êtes le sadique, messer, — шепнула женщина, повернув голову и зарывшись лицом в густые тёмные волосы супруга, улыбнулась, скользнув горячими пальцами по его груди. — Et vous êtes belle. Vous ne comprendez pas à quel point je vous aime.
В её словах чудился солоноватый привкус.

Эра чувствовала мысли павшего ангела, его эмоции, острые, болезненные, скрытые лёгким налётом спокойствия и счастья, но так и не исчезнувшие до конца, и она вновь потянулась к нему навстречу, бережно вкладывая в его существо осколок собственного света. Сейчас женщина больше не горела ослеплявшим пожаром, лишь была тепла, как весенний полдень; она не жгла, но согревала, тишиною и безграничной своей любовью.
Пройдёт немало времени, она знала это, прежде чем Белиал смог бы избыть всё то, что терзало его целую вечность, но знала и то, что будет рядом с ним, щедро делясь собою. Как вытравил он из неё все прошлые страхи, так однажды мог распрощаться и с собственными.
— Я буду с тобою всегда, когда ты захочешь того, — мягко согласилась Эра, с некоторым трудом садясь рядом с мужем и обнимая его обеими руками. — Пророчество, сейчас? Я не вижу ничего похожего о нас обоих кроме того, что уже было с нами, кроме того, что заронил в меня Мелеос. Один раз я едва не сожгла тебя, второго не будет никогда; мы знаем, что оба были живы, когда приходили сюда последний раз, чтобы запечатать Его склеп.
Несколько секунд она молчала, широко распахнутыми глазами вглядываясь в пустоту из темноты бездонного космоса, а потом с заметным удивлением добавила:
— Да и вообще я ничего не вижу, если честно. Вероятности будущего… Я не понимаю, о чём они поют, они все какие-то неправильные. Или я просто слишком устала, чтобы разбирать их мелодию, но здесь определённо что-то не так.

Тряхнув огненной гривой и нежно поцеловав твёрдое плечо архангела, на котором ещё горели отметины от её острых ногтей, жрица грациозно потянулась, точно кошка. Алые отметины продолжали тлеть на её коже; оставленные рукой демиурга, они могли заживать ещё очень долго, и она не пыталась их исцелять — слишком сладки были воспоминания о том, как чёрные когти наносили раны.
Временем Змея и его жены, что облачена в солнце, была ночь, но услужливая память распаляла воображение и днём.
Желая отвлечься, Эра сильно свела лопатки, затем расслабила спину, привычно встряхнула крыльями, которые должны были возникнуть из ничего в одно мгновение… И ничего не произошло. Она попыталась ещё раз, но результат был таким же. Высокий мелодичный голос чуть уловимо дрогнул, и в нём прорезалась настоящая растерянность:
— Белиал… Я не могу вернуть крылья.[NIC]Era[/NIC]

Прикосновение горячих пальцев супруга к свившейся на шее, точно змеиные кольца, чёрной ленте, заставило женщину задохнуться, вытолкнуть сквозь сжатые губы тихий стон. Запрокинув голову назад, она слабо вздрогнула, впиваясь острыми ногтями в тёмное сукно постельного белья. Как её медленно закрывавшиеся раны, цветущие на коже белой, словно эгейский мрамор, алыми маками, были символами его злой, жадной власти над женою, так и ошейник, изящно переливавшийся серебром нити, был ещё одним штрихом её подчинения, принадлежности дьяволу.
В какой момент Эру, раньше испуганно прятавшуюся от любой боли в самой себе, перестала пугать столь откровенная демонстрация силы, она и сама не могла бы сказать, но всё её чутьё, совершенно звериное по остроте своей, подсказывало, что это правильно. Павший ангел мог мучить её тело, распаляя сознание до раскалённой лавы, уничтожавшей любые мысли, кроме абсолютного желания, но крошечная золотая бабочка души, прячась под его ладонями, всегда чувствовала себя в безопасности. Это было восхитительным чувством, не менее потрясавшим забитую, наполовину уничтоженную кузнецом жрицу, чем совершенство адского владыки; подняв обе руки, она медленно коснулась кончиками пальцев бархата — и выдохнула, тихо и напряжённо. Зелёные глаза впились в чеканное лицо Белиала, а затем женщина изящно склонила голову:
— Je vous remercie, messer.

Бережно коснувшись его ладони, Эра подхватила с кровати покрывало и, запахнувшись в него, устроилась, выпрямив тонкую спину, закрыла глаза, превращаясь в статую. Она не то, что не двигалась, но даже, кажется, не дышала, вслушиваясь в то, как чёрные когти медленно распутывают нити её взбесившихся судеб, решивших сегодня точно обмануть самих себя, а сама напряжённо думала. Супруг был прав, это всё было странно и неправильно; ему не было нужды пророчествовать по определению, а ей никогда не бывало сложно слышать песнь нитей вероятностей на границе несвершившегося. Что-то здесь ломало привычную им обоим реальность, но демиурги этого мира понятия не имели, что — они не закладывали здесь ничего подобного.
— Теперь могу, — рассеянно пробормотала женщина, и в подтверждение её словам всплеснуло мягкое, тронутое солнечным светом оперение, — но всё это и впрямь хрень. Наш мир ещё нескоро станет нашим обратно, милорд, здесь успело произойти столько всего, о чём мы пока не знаем. Что-то здесь искажает и реальность, и нас самих. Может, замок? Или само присутствие Яхве… Хотя нет, тогда последствия были бы намного серьёзнее, je pense.
За миг до того, как дьявол поднялся, безмерно прекрасная, ещё не избывшая тени юности из остроскулого лица, богиня подалась вперёд и тронула его губы летящим, нежным поцелуем. Её голос был мягок, точно белый шёлк:
— Ты истощён. Возьми моих сил.

Коты стояли там, где остались вечером, и, лениво потягиваясь, встали навстречу супругам. Женщина поспешила за дьяволом, на ходу запахиваясь в лёгкую ткань платья, соткавшуюся из бывшего постельного белья — существо по природе своей отчаянно стеснительное и нежное, она всегда старалась прятаться за одеждой.

На поляне их уже ждали. Взмыв в воздух и привычно ловя в крыла пружинящий ветер, Эра описала небольшой круг и приземлилась на подставленную каменную ладонь. Этот каменный великан был раза в два больше Дормина, встретившего их у города вчера — он тоже был здесь, — его лицо было потёрто песками и беспощадным временем, а на спине возвышалась целая сосновая роща. В ней тоже пели птицы; быть может, потому голем и улыбался, ведь долго время состарившийся новорождённый мир не слышал ничего, кроме мерного плеска волн.
— Владыки, — прогудел он голосом земных недр, и синеватые глаза, в которых отражался огонь магической сферы, блеснули нестерпимо ярко. — Мы ждали вашего возвращения. Камни помнят, что мир был счастлив до смертных.
— Как звать тебя? — Спросила жрица, садясь на тёплых камнях его огромной руки и подбирая под себя стройные ноги.
Белые крылья, рыжие волосы, чёрные одежды: вся она была настолько яркой, что казалась немного ирреальной, наброском на ткани бытия, а не живой женщиной.
— Иррид, госпожа. Я был первым, пришедшим в мир, когда люди нашли то, что им не следовало тревожить, и я старейший из всех нас.
— Этому миру нужна защита, — повторила Эра слова супруга, оглянувшись на него и улыбнувшись краями припухлых губ.[NIC]Era[/NIC][AVA]http://s8.uploads.ru/bSHr0.jpg[/AVA]

Умелые сильные руки супруга скользили по её телу, изучая его и вновь касаясь незаживших ран. В глазах жрицы медленно и опасно загоралось солнечное золото, острые ноготки царапнули локоть павшего ангела; она поймала его ладонь и тыльной стороной прижала к своим губам, вздрогнув и выдохнув в горячую кожу тихий, тягучий стон. Её мысли и желания, свившиеся в змеиный клубок, растревоженные бешеной скачкой и присутствием дьявола так близко, вновь очень далеко ушли от великанов, от замка, от необходимости что-то решать; мир жрицы сузился только до отточенных жестов, причинявших ей боль на грани с нежностью.
Хотелось прямо здесь и сейчас упасть в его темноту, и гори огнём всё, что происходит вокруг; услужливая память мгновенно вынесла рыжими рыбками из чёрного бассейна змеиное тело верёвки, опутывавшей гибкое тело, и бархатный голос владыки, пробиравшийся в самую суть, отравленные зёрна абсолютного повиновения сея в сердце. Спина женщины судорожно выгнулась; она опустила голову, мелко подрагивая и крепко, очень крепко держась за мужа обеими руками. Дыхание её было тяжело.

Половина рассказа голема вообще прошла мимо, зацепилась Эра лишь за последнюю пару фраз. "Рядом с хранилищем", значит, им надо вернуться в город, опутанный цветами и лозами, чтобы взглянуть на прошлым оставленные следы… Пожалуй, юную богиню даже удивило то, что создателем этих диковинных существ была женщина: обычно жаждой сравняться с демиургами, сотворив из ничего разум, отличались мужчины. Знавшие тайны деторождения по природе своей, женщины не стремились к подобным экспериментам: зачем выдумывать что-то, когда сама судьба наградила их правом давать жизнь.
Белиал потянул её вверх за ошейник; заставив себя задушить ещё один стон в самом горле, жрица послушно поднялась на ноги, но выражение её лица лучше всяких слов выдавало в ней настоящие чувства. Играл ли он с ней сейчас, нарочно распаляя желания, она не знала, но остатки рациональности грозили вином в землю уйти уже сейчас, уступая место дикой и злой жажде.
— Что?.. — Прошептала целительница, не сводя оплавленного взора с совершенного лица супруга.
Лишь тряхнув головою и силком заставив себя сосредоточиться на реальности, она совместила в сознании рассказ Иррида и предложение павшего ангела, после чего кивнула — и мгновенно сорвалась ввысь, обдав его волной от удара могучих крыльев. С бархатной кожи струился запах диких трав.

Полуденное солнце плясало на белой коже, превращая женщину в фигурку из чистого золота. Ветер, плясавший вокруг бывшего элементаля, сорвал вдруг с неё платье, что рассыпалось в клочья темноты, и стало видно, как вновь покраснели следы тяжёлых ударов. Извернувшись, чтобы не дать супругу её поймать, Эра рванулась к самым облакам, позволяя воздуху утешать её прохладой, и этот стремительный танец по-над бездной, на высоте птичьего полёта, был так же пьян и восхитительно тревожен, как их любовь на тисовом ложе.
— Я люблю тебя, — шепнула жрица на ухо архангелу, коснулась кончиками пальцев его лица, оказавшись рядом.
И — бесстрашно упала вниз, сложив крыла. Распахнула их она лишь у самой земли, бесшумно опустившись на улице, что вела к огромному зданию, в котором они были вчера.

Её лёгкие шаги были неслышны. Идя вдоль домов, женщина всматривалась в слепые окна, глядевшие в незваных гостей с удивлением и даже будто бы радостью; город этот, бывший некогда населённым и живым, давно позабыл, что такое голоса на площадях, и теперь ждал, надеясь. Жрица изучала, позволяя интуиции выбирать направление самой, и, наконец, тронула руку владыки лёгким прикосновением к сильным пальцам. Ощущение близости вновь взорвало внутри крошечную звезду; Эра резко отвернулась, всплеснув медные волосы, чтобы угасить это пламя, жаждавшее новой боли и страсти, переходящей в ярость.
— Думаю, что нам сюда, — она указала ладонью на высокое изящное здание с белым фасадом и лестницей, подходящей к крыльцу, что стояло на противоположной стороне от хранилища.
Двери были открыты, и вновь разлился аромат чужой магии, когда женщина осторожно шагнула внутрь.

— Готова поспорить, что нам в какие-нибудь подвалы, — произнесла Эра довольно задумчиво, рассматривая просторный холл. — Если бы я проводила эксперименты подобного рода, я бы постаралась запрятать их поглубже.[NIC]Era[/NIC][AVA]http://s8.uploads.ru/bSHr0.jpg[/AVA]

Сильные руки не давали шевелиться, а жадный, требовательный поцелуй вымел остатки воли. Эра захрипела, всплеснула крылами; но в сознание её вновь ударилось неприятное чувство тревоги. Павший ангел был прекрасен, и отдаться его яростному напору хотелось до безумия, но сейчас к тому было не время — как бы не казалось, что весь мир может сгореть к чертям, и она даже не заметит.
Простонав что-то неслышное, женщина зажмурилась — и вдруг осыпалась золотыми искрами, выбираясь из объятий и становясь за его спиной.
— Вечером, — шепнула она прямо на ухо супругу.
Дьявол не мог видеть, как блестит обещанием радужка сияющих глаз, но мог чувствовать, как горячая грудь прижимается к обнажённой спине, а узкие ладони скользят по плечам, оставляя чуть заметные красноватые следы. Крошечная месть, распалявшая больше, попытка неповиновения, смешанная с женским коварством; Эра странно улыбнулась, на миг прикусив шею мужчины, и стремительно отступила, запахнувшись в белые крылья.

Опустившись на одно колено перед пентаграммой, она несколько секунд изучала тускло переливавшийся красноватыми отблесками магический символ, по привычке медленно покусывая нижнюю губу. Взгляд, которым целительница смотрела на печать, казался каким-то странным — и печальным.
— Откуда здесь такие защитные символы? — Негромко спросила жрица вдруг, проводя пальцами по своему оперению и с некоторым усилием выдёргивая одно длинное перо. — Мы совершенно точно не стали бы оставлять подобные вещи в хранилище знаний, потому что проблем с людьми, умеющими пленять ангелов, с головой хватает за пределами нашего мира. Это похоже на пентакль Соломона, только незаконченный. Если бы нанесли по правилам, с разным цветом между контуром и знаками, я бы могла даже не увидеть.
Провернув в пальцах перо, она сломала кончик и, осторожно потянувшись сквозь внешний круг, добавила длинную параллельную черту на одном из символов. Магия со звуком взорвавшегося фейерверка заискрила и внезапно исчезла.
— Какая удивительная хуйня происходит в нашем доме, — с ощутимым раздражением в голосе произнесла Эра и решительно шагнула в коридор первой.

Впрочем, долго идти не пришлось; буквально через пару метров незваных гостей встретила большая, окованная металлом дверь. Выбить такую, пожалуй, было бы сложно, но она на счастье оказалась открытой. Изучив замок и на всякий случай выбив ему язычок, чтобы заблокировать их внутри было невозможно, женщина вскользнула в лабораторию с грацией и невозмутимостью породистой кошки.
По её расслабленному лицу невозможно было понять ничего, но распахнутый перед супругом разум позволял видеть весь пожар в мыслях. Ощущение его пальцев на ошейнике было самым безобидным, о чём юная богиня думала с куда большим воодушевлением, чем о непонятной девице из далёкого прошлого.

Вспыхнуло магическое освещение, выхватывая из темноты столы, стеллажи, несколько пустых сейчас досок с проекциями, какие-то детали и пробирки. Эра подошла к рабочему столу, задумчиво пробежалась пальцами по поверхности, сама не зная, что ищет. Мебель внезапно чирикнула приятным звуком и выкинула наверх проекционные экраны; чуть приподняв бровь, целительница коснулась какой-то пиктограммы.
Файлов было много. Большая часть из них сопровождалась рисунками, и, несмотря на то, что она не слишком понимала текст, жрица вполне сносно разобралась в хаотичном нагромождении документов. Просмотрела, окликнув супруга, отчёты о первоначальных раскопках, давших доступ к восхитительному наследию, об экспериментах со сферами, вкладывающими разум в големов, с попыткой изменения сознания и контроля вложенных установок… Женщина вдруг остановила руку, а затем вернула несколько листов с описанием назад.
— Заряженные сферы без носителя искажают время?[NIC]Era[/NIC][AVA]http://s8.uploads.ru/bSHr0.jpg[/AVA]

Сильно опустив крылья вниз, Эра откинулась назад, упираясь затылком в плечо архангела. Чем ближе он был, тем сложнее было сосредоточиться на чём-то другом, кроме тяжёлых ладоней, до боли впившихся в птичьи тонкие плечи. Слабо вздрогнув, женщина прикрыла глаза, и разум дьявола опалило не то воспоминанием, не то предвкушением покорно склонённой головы, расплескавшихся по плечам волос цвета крови и тягучей речи с французским акцентом; его желания, несмотря на страсть и жестокую жажду новой боли, не пугали, а лишь распаляли ещё больше.
Малахитовые глаза напряжённо всматривались в схемы, но будто не видели их. О каких вопросах можно было размышлять, слыша глухое дыхание палача над самым своим ухом?
Жрица тряхнула головой, отгоняя мысли прочь: вечером, всё — вечером.
— Если эти сферы искажают пространство-время, то понятно, почему у тебя прорезалась потребность к пророчествованию, а я потерялась в собственных жизнях. Меня откинуло назад, даже год по объективному времени для меня будет переходом обратно к смертной, а тебе просто протянуло такой клубок вероятностей, что определять возможное приходится интуитивно. Хотя я думаю, что ты увидел прошлое, которое уже было.

Она хотела, кажется, сказать что-то ещё, но их прервала исчезнувшая энергия; Эра приподняла бровь. Сил реагировать на происходящее иным образом просто не было, удивление, которое женщина испытывала сначала, уже уступило место глухой усталости от непонимания. Лёгкое движение кончиками пальцев: на узкой ладони загорелся небольшой солнечный блик, поднялся над головой жрицы, разбрасывая вокруг себя тёплый свет.
— Очень человеческий подход, — хмуро отозвалась она, — сначала уничтожить всю экосистему, а затем начинать использовать системы терраформирования, чтобы всё исправить. И так по кругу. Из всех ваших работ люди, знаешь, оказались самым неудачным явлением: в них тяга к разрушению всего, включая самих себя, всегда берёт вверх.
Всплеснули крылья; женщина отвернулась, вздыбив оперение, и несколько крупных осколков от сферы, ударившись в него, бессильно упали на пол. Наклонившись, Эра подобрала один, повертела кусок материала, похожего на стекло, только тяжёлого и отчего-то — очень холодного, в пальцах, пожала плечами и отбросила к механизму, который уже по определению не смог бы работать.

Остановившись на пороге и явно не горя желанием входить внутрь, жрица некоторое время созерцала уходящую вниз лестницу и ответвления с площадками, на которых тускло синели магические сферы, потом резко передёрнула плечами. Ей не нравилось в этом доме, в этом подвале; ей вообще заметно не нравилось в мире, который она хотела видеть своим, уютным и тихим, а вместо этого в нём опять происходила какая-то чертовщина.
Высокий, сильный голос звучал напряжённо:
— И что нам делать с этим всем? Мир, который ты творил, не нуждался в том, чтобы его поддерживала система терраформирования, но мы не знаем, насколько глубокие изменения в нём зародили появившиеся люди. Да и могила Отца потенциально — не самая безопасная вещь во вселенной. Уничтожить? Оставить как есть? Усовершенствовать?
Она помолчала мгновение и добавила:
— Мне не нравится это всё. Сила, подобная твоей, в этом мире… Учитывая временную петлю и остальное безумие, я не удивлюсь, узнав, что это всё мог сделать ты когда-то там много лет спустя.[NIC]Era[/NIC]

Подавив низкое, но очень притягательное желание остаться наверху, Эра распахнула крылья и упала вслед за супругом. Мимо проносились платформы и малопонятные ей механизмы, становилось всё холоднее: теплолюбивая жрица, обнажённая теперь, неуютно ёжилась, мыслями заметавшись где-то между горячечными объятиями мужа и одеялом. И то, и то выглядело куда более приятно, чем та дрянь, что нашлась на нижнем уровне.
Целительница очень выразительно скривилась, созерцая криохранилище. Дурное подражание киберпанку с элементами техно-фентази, как выразился бы один из её приятелей с тягой к железкам и технологиям.
— Ноев ковчег, — пробормотала женщина, — очередной Ноев ковчег… Мало того, что они почти уничтожили этот мир, так ещё и решили населить его людьми заново, когда последствия катаклизмов, ими же устроенных, сгладятся временем. Какое восхитительнейшее самомнение! Эго люди однозначно унаследовали от Яхве.

Придерживая одной рукой длинные волосы, Эра склонилась над капсулой и задумчиво изучила лицо спящей ведьмы. Удивительно, но зелёные глаза женщины, отражавшие прежде все её чувства, были чисты и злы, точно ад сам, в них не было ни намёка на сострадание или жалость. Лёгкий запах её яростного гнева почувствовать было сложнее, чем обжигающие эмоции павшего ангела, они лишь будоражили воображение где-то на краю сознания.
Она любила жизнь почти во всех её проявлениях и всегда была против неразумного убийства, но увиденного даже для ангельской Галатеи, пожалуй, стало слишком много. Если история прошлого оставалась там, где её нельзя было тронуть, пусть воплощённая в случайных артефактах умершей цивилизации, то здесь, в настоящем, женщина не могла отделаться от ощущения того, что их дом не просто разрушили, но ещё и осквернили. Концепция всепрощения, как оказалось, могла справиться не со всем из того, что могла выдумать богатая фантазия Отца.
Он вообще был большим затейником, надо признать, и умудрялся оставлять отвратительные сюрпризы даже после своей смерти. Видимо, тем самым всё сильнее убеждая своих детей, что решились они на убийство совсем не зря.

Выпрямившись, жрица тяжело вздохнула, отводя взгляд от смертной. Наверное, эта Элми ни в чём не была виновата; в конце концов, здесь, в этой вселенной, что была далеко за границей иного творения, она оказалась совсем не по своей воле — просто так сложилась её судьба, но Эру это почему-то интересовало до смешного мало. Она испытывала глухое и отчаянное раздражение на весь род Адама и Евы, посмевший появиться и жить здесь.
— Единственное, что я хочу, так это сравнять это место с землёй и похоронить даже не то, что людей, а само воспоминание о людях, — наконец произнесла жрица, мягко, точно огромная кошка, подходя к супругу. — Я готова смириться с очень многим, но не с тем, что люди до сих пор пытаются сделать наш мир своим домом. И замок — к чёрту замок. Либо мы поймём сами, что с ним не так, и почему артефакт начал потихоньку сходить с ума, либо пусть горит тоже. Построить новый — небольшая цена за спокойствие.
Протянув руку, Эра мягко убрала тёмные пряди со лба дьявола, медленно провела горячими пальцами по его хищному усталому лицу, осторожно лаская теплом и полуденным солнцем. Приподнявшись на носочках, она легко и немного торопливо поцеловала Белиала, охватив на миг его рукой за шею. Ей отчаянно требовался отдых, хотя бы немного без загадок и парадоксов масштаба в несколько несвязанных реальностей: если силы, которые в жену щедрой рукой вложил демиург, творя одно из своих чудес, было с лихвою, то вот разум справляться с нагрузкой попросту отказывался — за последние два дня женщина ощутила больше безумия, чем за всю прошедшую вечность.

Отеревшись щекой о плечо супруга, она немного помолчала, выравнивая дыхание и унимая бешено колотившееся сердце. Мысли прыгали, точно шарики от пинг-понга, и поймать нужную никак не удавалось.
Вдруг жрица добавила, немного растягивая гласные:
— А ещё она знала о тебе, похоже, причём в немалых подробностях — пентакль Соломона у входа. И этим знаниям лучше исчезнуть с ней вместе.[NIC]Era[/NIC]

— Да. Какая мерзость, — эхом откликнулась Эра, широко распахнутыми глазами глядя на капсулы с запертыми в них людьми, отвернулась, явно не желая видеть эту отвратительную сцену.
Разум подсказал, что отсутствие сострадания к ведьме не было таким уж внезапным. Несколько секунд она безотрывно смотрела в идеально красивое лицо павшего ангела, потом молча кивнула, закусила нижнюю губу.

Малахитовая радужка оплавилась, наполнилась тягучим золотом рассветного солнца, что медленно, но неумолимо восходит над горизонтом; женщина протянула одну руку вперёд, второй, свободной ладонью крепко сжав пальцы супруга. Окутанная сиянием ладонь её искрилась, и вскоре пламя перекинулось на смертных, спавших мёртвым беспробудным сном вот уже много столетий. Божественный огонь радостно охватил тела, но они не сгорали, а будто бы истаивали туманом, свечным воском, не оставляя после себя ни пепла, ни следов золы, и вскоре исчезли вовсе, превратившись в воспоминания и дым.
Тревожным алым светившаяся сфера медленно угасла, а затем сменила свой цвет на бледно-голубой, больше похожий на то спокойное свечение, что демиурги этого мира видели в глазницах големов. Оставив Белиала, жрица немного порывисто шагнула вперёд, коснулась горячей поверхности, и её пальцы беспрепятственно вошли внутрь, точно стекло обернулось воздухом. Замысловатый жест рукой — Эра выдернула из артефакта цепочки заклинаний, свившихся вокруг него в несколько колец, пробежалась по ним, гася и стирая лишние символы, и в замке вдруг стало легче дышать.
Женщина закрыла глаза, слушая собственные ощущения, и полотно реальности, прежде отказывавшееся проявляться здесь, вновь охотно раскинулось перед госпожой тайн всех. Пухлые губы тронула едва заметная улыбка: тень бывшей хозяйки, что взяла на себя слишком много, вздумав уподобиться богам, исчезла вместе с волшебством, которое она оставила после себя.
Умелые пальцы пряхи стремительно вплетали в сердце замка золото, пропуская его основой сквозь оставшиеся заклятья, и что-то неуловимое происходило в белых стенах. Может быть, на самом деле стали выше потолки, а разрушенные временем витражи становились целыми, а может, это только казалось; шорох могучих деревьев за стенами стал громче, и в нём почудились отзвуки радости.

Ещё один быстрый жест, которым Эра вложила нити обратно в сферу, и последовавшая за этим лёгкая, тёплая вспышка; жрица, всмотревшись в клубившийся внутри свет, чуть заметно кивнула. В мелодичном голосе звучало удовлетворение:
— Теперь здесь будет спокойно.
Это был их мир и их дом, в котором не было места человеческим амбициям. В конце концов, для людей была целая мультивсленная Яхве — пусть бы там и оставались. Женщина тряхнула головой, прогоняя чувство безбрежной усталости, и с её рыжих волос скатились колкие мелкие искры.

Она вдруг оказалась рядом с дьяволом; горячие ладони обласкали его сильные плечи, вновь оставляя на бледной коже вдавленные следы. Склонив голову к плечу, Эра следила за выражением мужского лица, выискивая малейшие следы чужих эмоций: его желание будоражило и распаляло её собственное, даже не думавшее уснуть.
Выдохнув что-то неразличимое, женщина осторожно коснулась ладонью его лица, провела большим пальцем по тонким губам.
— Ты устал, — осторожно произнесла она, не спрашивая — утверждая.
Сама жрица, впрочем, тоже чувствовала, что на сегодня с неё хватит, и ещё одна неприятность добьёт остатки здравого смысла навсегда. Лёгкий, немного дразнящий поцелуй; она наслаждалась чувством близости архангела, как свежим воздухом и ласковым морем, улыбнулась.
— Пожалуй, с нас правда хватит на сегодня.[NIC]Era[/NIC]