Убавив яркость настольной лампы, Шаира коснулась тонкими пальцами переносицы и устало зажмурилась. Последние десять часов она провела за попыткой разобрать все свои воспоминания, подстёгнутые встречей со старо-новообретёнными родственниками, но что-то упорно не сходилось во всей этой странной истории. Память женщины, искажённая проклятием и силой её нечеловеческой крови, способна была хранить в себе тени прошлого бесконечно долго, и ни время, ни магия, ни любые парадоксы не способны были на неё повлиять.
Она помнила другие версии вселенных, прошлое временных парадоксов, обратные стороны магических перемен — она помнила всё, что не должен был помнить никто, и она хранила в себе эти тайны, безмолвным свидетелем стоя чуть в стороне от всех событий. Но было что-то, что беспокоило Орлицу; что-то, что не знал даже её внезапно появившийся папаша из ангельского рода, изящно подправивший дочери детство. Что-то, что не укладывалось в такую известную, привычную за прошедшие века мозаику египетской жрицы, попавшей в вечное колесо перерождений.
Она задумчиво провела пальцами по губам, на которых оставались мелкие следы кровоподтёков от глупой привычки кусать губы, потянулась за гигиенической помадой, лежавшей во внешнем кармане рюкзачка. Прошлое, которого не было в памяти бывшей валькирии, но которое существовало где-то там, за границей её почти-настоящей-жизни. Воительница крутанула в пальцах колпачок: а что, если смотреть надо было глубже? Они пытались найти следы N-металла и самих себя на Танагаре, но Танагар, хоть и был им с супругом вторым и любимым домом, ничего не мог приоткрыть, ибо оказался лишь почти случайным, перевалочным пунктом на непонятном покуда жизненном пути.

Единственный настоящий след, в котором не приходилось сомневаться, тянулся намного дальше, путаясь в ушедших эпохах, истончаясь до почти невидимой ниточки. Меч, буднично прислонённый к рабочему столу: Картер выковал его из корабля, который они нашли в пустыне, а приведший своих детей к старательно оберегаемому сокровищу Гор не особенно трудился объяснениями о том, откуда челнок вообще появился посреди песков. И сейчас, размышляя о той истории вновь, Сандерс всё более задумывалась о той странности, что N-металл подчинился им, хотя должен был сохранять связь с хозяевами.
Вывод, получавшийся из этой ситуации, казался очевидным, но странным; много лет леди Ястреб была абсолютно уверена, что именно земли Та-Кемета были её родиной. С другой стороны, сияющий перед внутренним взором Серебряный Град — не лучшее ли доказательство того, что на самом деле Холлы вовсе ничего не знали о себе, и что тайне, заволокшей туманом их истинную дорогу, ещё лишь предстоит заявить о себе?
Перелистнув несколько страниц альбома, в котором она делала наброски на будущее, женщина снова открыла зарисовки корабля.
Она помнила его очень хорошо: изящные, "птичьи" очертания, загнутые вперёд крылья с тонкой гравировкой, похожей на мягкие перья, округлое тело жилого отсека. Он был не слишком большим, явно меньше, чем те, которые сейчас использовал для длительных межзвёздных перелетов Танагар, и Шаира вдруг вновь, с какой-то потрясающей отчётливостью вспомнила, что не видела на нём повреждений. Судно словно просто было мертво; крылья, броня, двигатели — всё это было в полном порядке.
Внутри они нашли только скелеты.

Осторожно закрыв альбом, Холл поставила обе руки на стол, уперев в поверхность локти, поставила на ладони подбородок и задумалась, прикрыв глаза. Эта мысль не казалась здравой; откровенно говоря, мысль о путешествиях во времени вообще всегда отдавала заметным безумием — но с другой стороны, придумать нечто более безумное, чем имеющееся родство с Эдемом, было уже сложно. Настоящая жизнь оказывалась всегда намного увлекательнее, чем воображение.
В конце концов, не найдя достаточных причин для того, чтобы отказаться от этой мысли, Орлица потянулась к своему телефону. Для того, чтобы штурмовать физические законы, Флэш казался более подходящей компанией, чем павший ангел: в конце концов, как и все герои, Барри был достаточно бесшабашен, чтобы вмешиваться в ход вещей.
Существа древние предпочитали благоразумие; только, к сожалению, не всегда это было возможно.

***

Неподалеку от музея, где Шаира работала большую часть своей нормальной — и очень редко выпадающей — жизни, было небольшое кафе. В выходные в нём было достаточно многолюдно, но сегодня был четверг, и посетителей, которые хотели бы после культурного досуга выпить чашечку кофе, к счастью, не наблюдалось.
Встретиться Аллену женщина предложила через двадцать минут: срок достаточный для того, чтобы она успела добраться, но недостаточный, чтобы передумать. Заказав латте и поблагодарив официантку за принесённое меню, воительница вновь упёрла подбородок в ладонь и крепко задумалась о том, как втягивать друга в свою авантюру. Речь "мне нужно в прошлое, потому что мне нужно найти упавший в песках корабль, помоги мне, пожалуйста" как-то не казалась венцом убедительности.

Шаира медленно провернула в длинных тонких пальцах зубочистку, которую рассматривала с преувеличенным вниманием, ткнула ей в фарфоровое блюдце, на котором стояла чашка, потом опять повертела в руках и наконец отбросила, словно разозлилась сама на себя. Её красивое, тонкое лицо с резкими высокими скулами часто казалось отрешённым, бесстрастным; в конце концов, когда живёшь по меркам реальности целую вечность, глядя на сменяющие друг друга города, империи и эпохи, начинаешь относиться к любым событиям как ко всего лишь ещё одному дню.
Солнце встаёт — и солнце садится, и всё, что происходит вокруг, просто невозможно изменить. Во многом именно фатализм не давал этой странной женщине броситься во тьму, которая с радостью манила её вечным забвением, звала хотя бы попытаться найти выход из вечного колеса Сансары.
— Да, пожалуй, — произнесла танагарианка наконец, осторожно подбирая слова, на мгновение замолчала, будто бы собираясь с силами. — Мне действительно нужны твои… "Особые возможности". Только придётся кое-что рассказать.

Они никогда не были друзьями; товарищи по Лиге Справедливости — да, но не более того. Орлице, извечно державшейся в тени сильного и яркого мужчины, вообще было сложно налаживать с кем-то отношения, а смерть, затянувшаяся на несколько лет, окончательно перечеркнула те жалкие привязанности, которые у неё когда-то были. Воительница вернулась в другой мир, полностью отличный от того, который был в её памяти, и теперь вновь жила на перепутье всех дорог бессменным наблюдателем, что почти не вмешивается.
Барри был хорошим человеком, и Сандерс до сих пор не уверилась, что правильно поступает, вмешивая его в свои проблемы. В конце концов, что ему с них, с почти чужой женщиной, с которой они только и могут сказать, что знакомы.
Но всё же что-то, подобное надежде, в пташке оставалось.
Мягкий, шелестящий голос, тихий и вместе с тем очень отчётливый, полетел над столом; крылатая валькирия старалась описать всё, что считала необходимым:
— Последние несколько месяцев я занимаюсь изучением N-металла, который мы с мужем привыкли считать даром от Гора. Я никогда прежде не задумывалась, откуда он вообще взялся, что Гор, что его подарок, и почему всё это привело к тому, что есть сейчас, но странностей становится всё больше. Мне не нравится то, что я нахожу. Эту часть моей истории мало кто знает, да я и сама уже не до конца уверена, что её знаю. Когда меня и Хуфу-Тара Гор провёл по пустыне к месту крушения судна неизвестного нам народа, мы нашли там только скелеты и полностью мёртвый… Понимаешь, мёртвый — как живое существо, — корабль. Он не был даже повреждён, но просто был мёртв. Внутри  мы нашли два скелета, мужской и женский; мы попытались похоронить их, но они сами обратились в прах и смешались с песком. Корабль мы разобрали, Картер переплавил его в наше оружие, крылья и скарабея… О, это отдельное глубоко гениальное решение моего деда, у которого существенный клин на скарабеях, не удивляйся. В любом случае, от него не осталось уже ничего, никаких следов. А я… Я теперь думаю, что это единственный ключ к правде обо всём том, что со мной случилось — хотя бы система, из которой он прибыл, и информация из бортового журнала.
Говоря откровенно, Холл не была уверена, что хочет знать это, но отступать было уже поздно.

— Это было четыре тысячи пятьсот двадцать девять лет назад. Корабль пролежал там не одно десятилетие, — добавила Шаира спустя мгновение. — Это временной отрезок двадцать шестого века до нашей эры. Барри, ты сможешь помочь добраться в прошлое?

Крылатая женщина сцепила длинные красивые пальцы в "замок" и, уперев оба локтя в столешницу, положила на ладони острый подбородок. Её густо-зелёные, тревожащие глаза внимательно всматривались в коллегу, будто бы валькирия желала рассмотреть в нём самую душу; и не то, чтобы она не могла этого сделать.
По крайней мере, Аллен решил не сбегать сразу, что внушало определённую надежду на будущее. На самом деле, дитя Танагара понятия не имела, чем вообще станет с ним расплачиваться, но сейчас было то время, когда мысль о долгах следовало немного попридержать и обдумать в последствии. Чтобы не передумать.
Сандерс прищёлкнула пальцами, обдумав услышанное. Ей не была понятна глубинная разница в двух предложенных вариантах, но она не имела никакого представления о том, как вообще работают сверх-силы Флэша, так что оставалось положиться на его решения — и немного объяснения. Как обычно, сама пташка находила себя последним, о ком и о чём следовало думать; ей было легко разбрасываться собственной жизнью — она этим занималась уже целую вечность, полагаясь на то, что умрёт не раньше и не позже, чем ей предназначено.
Боль же… Для той, что вечно горела в собственном пламени, она вообще давно ничего не значила.
— Физически я намного выносливее многих других героев, моё тело способно восстановиться, даже будучи на грани смерти. N-металл не даст мне погибнуть, так что истощения и всего прочего мне бояться не следует. Лучше выбрать тот вариант, который безопаснее для тебя и твоих сил. Я на данном этапе просто груз, который не способен сделать ничего полезного, — произнесла леди Ястреб.
Она всё-таки сломала зубочистку, осмотрела её задумчиво и бросила в пустую пепельницу.

Вопрос не застал её врасплох; Холл и сама много думала о том, что ей принесёт это знание, кроме новых тяжёлых вопросов. Так было с Танагаром, который дал больше поводов для раздумий, чем развеял сомнений. Беда была только одна — женщина не могла выбрать правильное, окончательное решение, и идти приходилось во многом на ощупь.
— Я не знаю, Барри, — наконец тяжело и тихо вздохнула Шаира, посмотрела куда-то сквозь собеседника, вновь нырнув в собственную память и не найдя там ничего, что могло бы ей помочь, — правда, я не знаю теперь. Но сейчас я уже нашла то, что рушит всё моё представление о собственной жизни, так что не имеет никакого значения, продолжу ли я искать или нет. Моя судьба не будет прежней, так какой смысл беречься теперь? Быть может…
Она помолчала, царапая кончиком ногтя плотные синие джинсы; потом, повернув голову, задумчиво потёрла сгибом белоснежного крыла висок. Это был странный, непохожий на человеческий жест; он больше подошёл бы лебедю, задумавшемуся о чистоте своего оперения.
Когда воительница заговорила вновь, голос её звучал чуть иначе, задумчивее, словно она размышляла вслух:
— Мне иногда кажется, что я должна что-то вспомнить, но я не могу. Что-то очень важное, что скрыто от меня, скрыто было специально, но теперь ему пришло время вновь появиться. Так что… Я не могу сказать, что хочу это знать, пожалуй, но я ощущаю, что в этом назрела необходимость.
Бывшая валькирия улыбнулась, отчего её чеканное, бесстрастное лицо стало на мгновение вновь мягким и нежным.
— Да. Мне нужно в прошлое. Мне нужен этот клятый бортжурнал.

Остро глянув на парня, Орлица медленно кивнула.
— Я знаю, как это. Мои дежавю тоже приходят сами по себе, когда что-то дёргает ниточки памяти, и я могу контролировать их только частично. Могу порой вызвать нарочно, когда требуется узнать что-то очень старое, но никогда не могу закрыться от того, чтобы накатила следующая волна, если её что-то провоцирует. Со временем, впрочем, к этому привыкаешь. Примерно на третью тысячу лет это стало обыденностью, а иногда даже начало приносить пользу. Если относиться ко всему со здоровым… Флегматизмом, жизнь становится не так уж утомительна.
Губы женщины тронула ускользающая улыбка, но она отвернулась, скрыв её за шелестом медных волос.

Выслушав рассуждения товарища и представив себе урок акробатики, Шаира беззлобно усмехнулась и глубоко задумалась, развернув немного одно белоснежное крыло. На её мягком оперении играли сияющие блики солнца, лившего сквозь стекло; воительница явно осмысливала, чем может помочь в сложившейся ситуации, чтобы окончательно не утопить Аллена в проблемах, которые ему, в общем-то, и не принадлежали.
Внезапно её лицо вспыхнуло лёгким отсветом озарения; запустив пальцы в свои локоны, женщина издала горлом малопонятный певучий звук и задумчиво глянула на собеседника. Вообще-то рассказывать о своих прошлых реинкарнациях было не слишком приятной вещью; большинство людей реагировали на подобные откровения странно, но сейчас приходилось отложить это возможное непонимание.
— Конечно, как скажешь. Мммм… — Протянула Сандерс и тут же торопливо продолжила, — знаешь, я могу попробовать уменьшить их парусность. Снять крылья я не могу, последняя реинкарнация срастила меня и их, так что поможет разве что топор, но… Давно, больше тысячи лет назад, я была валькирией по имени Хервёр Альвис и славно исполняла свой долг девы битв, пока мне не пришло время уходить в следующую жизнь. С тех пор у меня осталось лебединое оперение, которое я могу надевать, когда мне вздумается. Конечно, лебедь — птица немаленькая, но всё же меньше человека, да и выбрать ему удобную для тебя позу может быть проще.

Мысль о супруге была не очень уютной, но леди Ястреб решила, что с этим тоже надо просто жить. В конце концов, она наверняка сможет убедить его в собственной правоте — потом, а пока было достаточно и того, что Холл не привязал её цепями к батарее. Обладая достаточно развитым воображением, это вполне можно было признать разрешением делать всё, что стукнет в голову.
— Картер знает всё, — смущённо улыбнулась женщина, — понимаешь, таковы мы оба и такова наша связь. Наши тайны рано или поздно становятся общими, и чем дольше мы их скрываем, тем болезненнее это выходит в итоге, поэтому мы стараемся ничего не прятать друг друга. Муж не одобряет моих раскопок, но не препятствует им, так что он не будет против. Да и, в общем-то, ни от кого другого я тоже не скрывала своих исследований. Конечно, они не совсем в открытом доступе, но я уже обсуждала с нашими коллегами N-металл и всё прочее, так что понемногу все о чём-то догадываются. Не думаю, что это вообще кому-то особенно интересно; никакой большой тайны в этом нет. Если ты хочешь поговорить с кем-то — пожалуйста, если будет необходимость, я могу повторить свой рассказ или ответить на любые вопросы. Мне нечего скрывать.

Ей всё ещё нравилось облачаться в белые перья, несмотря на то, что судьба Хервёр уже давно была окончена; но в том, как гибкое человеческое тело становилось вдруг лёгким и стремительно-птичьим, с изящным изгибом шеи, было своё чудесное волшебство. Обернувшись вокруг своей оси, валькирия плавно повела ладонями, набрасывая на кожу дрожащее марево пуха; руки срослись с крыльями, густая ведь волос уступила место первому зимнему снегу; и вдруг там, где только что стояла женщина, оказался величественный лебедь. Внимательно посмотрев на Барри, лебедь кивнул — говорить в облике птицы Шаира не могла, но разум сохраняла в абсолютной мере, — и грациозно свернулся в клубок, убрав длинную шею под левое крыло.
Так она обычно спала, оставаясь в этом облике, становясь будто бы в два раза меньше.

Лежать на руках у спидстера было не слишком удобно, но, говоря откровенно, Орлице вообще было сейчас грех жаловаться — сама бы она в те бездны, что были ей необходимы, никогда бы не добралась, и ради этого потерпеть было совершенно несложно. Интереса ради, пока Аллен ещё не ушёл в Спидфорс, она пошевелила перепончатыми лапами, ощущая себя донельзя забавно: прекрасные в воде и небе, лебеди на суше были птицами потешными и несколько неуклюжими, что сильно контрастировало с её привычным мироощущением.
А затем что-то случилось, но женщина, к стыду своему, не могла объяснить, что; мелькнуло, вспыхнуло, мир вокруг рассыпался в осколки, и они внезапно оказались где-то в совсем ином месте, где пахло свежим полем, а в небе облака смешивались с расплавленным золотом и восходом одновременно. Лебедь в восхищении приоткрыл клюв, высунув голову из-под маховых перьев и теперь с интересом оглядываясь. Вопреки некоторым опасениям, неприятно ей не было; возможно из-за того, что птица была меньше человека, и перемещение просто в силу физических причин было для неё проще, возможно, из-за того, что сама валькирия была знатно далека от простой человеческой физиологии.

Издав лёгкий шипящий звук, должный, очевидно, указывать на то, что она всё поняла, птица положила голову на грудь парню и на мгновение прикрыла чёрные глаза-бусины, падая в податливо раскрытую пасть собственного прошлого, которое преследовало её проклятием всю бесконечную жизнь. Рыжие рыбки в глубоком бассейне; в её разуме всегда присутствовала какая-то глубинная связь с водой и озёрами, которую сама Орлица плохо осознавала.

Пески, золотые пески были в её этом видении, всюду, куда можно было дотянуться взором. Пустыня, растёкшаяся за пределами плодородной долины разливов великого Нила, таила множество тайн, и одной из них была таинственная вспышка, которую верховная жрица видела в своих снах. Великая мать Херу, покачав головою, говорила, что это видение, как и все те, где пылают пожары, не к добру вовсе, и лучше бы верховной жрице не думать о нём, но муж её, Гор, что вел с собой воина, последнего из своей династии, был с ней не согласен.
Он умел ковать и сражаться в равной мере, и знал, что костёр созидательным бывает не меньше, чем река.
И тогда он отправил Тара и Ару к обломкам, которые нашли его соколиные глаза с высоты птичьего полёта.

Дева битв помнила их прекрасно: сияющие, будто бы упал он только вчера, гладкие бока прекрасного судна с изогнутыми серпом крыльями; оно лежало оставленным, брошенным, одним боком глубоко войдя в землю, и на его рыжей гравировке, украшавшей борт, играло закатное солнце. Им не понадобилось даже искать способ вскрыть таинственный механизм; стоило принцу подойти к ней, аккуратно проскользнув по крылу, как дверь распахнулась ему навстречу, обдав тёплым воздухом и чуть сладковатым запахом, шедшим изнутри.

Сбросив с себя лебяжье оперение и вновь восстав из птичьего облика женщиной, Шаира тяжело повела крыльями, разминая суставы, а затем запрокинула голову к яростно-голубому небу и закричала, отчётливо и звонко, в порыве души приветствуя место, что когда-то было ей домом. Она знала, что её не услышат сейчас, ибо под укрытием N-металла, не имевшего себе равных по тысяче свойств на просторах всей вселенной, надёжно была спрятана её божественная суть, но она была рада вновь кожей ощутить местный горячий воздух.
Только крупный хищник кружил высоко над пустыней, высматривая добычу в золотых барханах, однако и этого ей было с лихвою.

Через секунду бывшая валькирия обернулась к парню, растянувшемуся на земле, осторожно изучила его, склонившись, потом чуть качнула головою. Она мало что поняла из стремительного побега по временной линии, но ей было чудовищно неприятно осознавать пульсирующее марево и темноту, в которой мелькали какие-то непонятные силуэты; и она тогда закрыла глаза, чтобы не видеть — но Флэш не мог себе этого позволить.
— Даже не выразить словами, насколько, — улыбнулась жрица Хатор, присаживаясь на песок, что обернулся в стекло, рядом со спидстером. — Дай-ка я посмотрю… Сейчас будет щекотно.
Протянув обе руки, она привычно — привычно здесь, во времени, что принадлежало ей и которому принадлежала она, — призвала к себе золотое сияние Госпожи Неба, щедро плеснула его на тело спидстера. Пройдёт всего мгновение, как он почувствует, что переломов и ссадин больше нет; Херу одарила свою дочь щедро, как делилась с миром всем — и этот навык так никогда и не пропал, оставшись растворённым в её сути.
Оставив спутника приходить в себя, леди Ястреб поднялась на ноги и осмотрелась, теперь уже намного более внимательно.

Корабль лежал ровно так, как она его запомнила; на одном боку, глубоко зарывшись крылом и передней частью носа в почву; и был по-прежнему тускл и безжизнен, как будто из него выжали всё тепло единым рывком. Осмотрев его с земли, Сандерс аккуратно взобралась на крыло и скользнула к открывшемуся ей навстречу шлюзу, остановилась, махнув Аллену и приглашая его следовать за собой.
Системы жизнеобеспечения не работали; похоже, кроме слабого аварийного освещения не выжило вообще ничего. Сквозь несколько отсеков, два из которых точно были жилыми, а предназначение остальных на первый взгляд было совершенно неочевидным, можно было добраться до рубки с панелью управления.

В креслах, безжизненные — и всё ещё странно притягательные даже в своём опустошённом и опустошающем вечном молчании — были пристёгнуты двое крылатых существ. Они не были людьми, хотя однозначно являлись похожей биологической расой; если бы не огромные крылья, иллюзия была бы и вовсе полной.
Мужчина и женщина. Брюнетка и блондин.
Сандерс присела около мёртвой на корточки и задумчиво посмотрела в её лицо снизу вверх.
— Ну что ж, — помолчав, немного рассеянно произнесла Орлица, — по крайней мере, это подтверждает мои подозрения, что Та-Кемет не был мне родным домом и даже не мог им быть, хотя я и рождалась здесь. Просто отнюдь не первый раз. Но брюнеткой мне быть решительно не шло.

Не оборачиваясь, Орлица чуточку легкомысленно отмахнулась:
— Это было моим личным четыре с половиной тысячи лет назад, Барри, теперь это и твоё тоже, потому что без тебя я сюда бы не попала. Да и нет этого всего уже в реальном мире, мы сейчас такой парадокс, что цепляться за какие-то там личные границы — та ещё в логике своей затея.

Она продолжала изучать мёртвое тело с каким-то болезненным любопытством. Не потому, что она не знала о собственной смерти: так много раз пережив её, воительница уже не задумывалась о том, что где-то находила последний покой, но именно здесь и сейчас она с трудом осознавала реальность находки. Всё её нутро сопротивлялось осознанию: история, в которой жили они с кузнецом столько лет, стремительно рассыпалась, и удержать её не было никакой возможности, как бы не хотелось.
— Обычно нас выдавали глаза. Внешность изменчива, но глаза у нас всегда оставались прежними, — пояснила Шаира, медленно коснулась пальцами лица мёртвой женщины, похожей и не похожей на неё одновременно, — я долгое время считала, что это дар наших родителей — Гора и Херу-Хатор, но сейчас не знаю. Может быть, причина глубже. Но да, это мы. Мне не впервой находить собственные тела вот так; однако обычно это случается… Намного позже. Когда остаются только скелеты.
Кожа, до которой дотянулась её горячая узкая ладонь, была сухой, как пергамент. Странно, почему-то эти тела не подвержены были тлению, они словно теряли в своей реальности, высыхая и истончаясь. Может быть, здесь не было микроорганизмов, опасных для органики, а может, эти существа не принадлежали законам здешнего мира. Присев теперь уже около мужчины, валькирия дотронулась до его крыл, и лицо её высказало какое-то тревожное сомнение.
Если оперение женщины было похоже на её собственное, как две капли воды, то с тем, что носил Картер, были определённые сложности. Он тоже был пернат, хоть и значительно темнее; цвет его крыл в тусклом красноватом отблеске аварийного освещения казался ближе к графитно-серому, чем белому или даже орлино-коричневатому, и на ощупь оно было жёстче, больше, пожалуй, воронье, чем лебяжье; а на локтевом сгибе виднелись когти. Это было очень странно; подобного Сандерс не встречала ни разу и была уверена, что ковать подобное кузнец бы не стал.
Впрочем, крыла, кажется, были просто особенностью тел, а не рукотворным дополнением.
Вопросы от увиденного всё множились — вместо того, чтобы приносить ответы на загадки, которых и без того хватало с головой.
— Я бы сказала, что это танагарианцы, — задумчиво протянула воительница, — но корабль совсем от других технологий, и крылья выглядят не так, как у птичьего племени. На Танагаре не так много крылатых, на самом деле, это атавизм, который сейчас уже почти не встречается… Раньше их было больше, но ненамного, но вот таких не было точно.
Она поднялась, обласкав чужие тела ещё одним очень внимательным, хищным взором, потом отвернулась, уткнувшись в панель, испещрённую символами, и пытаясь понять хотя бы что-нибудь. Получалось довольно плохо. Язык был незнаком и знаком одновременно, но что-то, упорно пытавшееся подняться со дня её памяти, каждый раз не выдерживало и опять опадало.

— Как у тебя с управлением инопланетной техникой, которую ты видишь первый раз в жизни? — Улыбнулась женщина с каким-то хмельным весельем, застывшим в глубине огромных малахитовых глаз, сиявших сейчас яростно и терпко. — Видишь ли, у меня есть подозрение о том, что моя память была существенно изменена, и ничего из этого я не могу найти в собственной голове. Один мой… Мой друг, он тоже предполагал это, что мы с Картером были прокляты не один раз, и поэтому часть прошлого от нас закрыта. И сейчас я это не вспоминаю, а узнаю, как в первый раз. Нам нужно найти бортовой журнал, и я понятия не имею даже то, как активировать здесь хотя бы что-нибудь.
Покусывая нижнюю губу, Шаира осмотрелась ещё раз, задумчиво, но как-то небрежно, позволяя подсознанию самому цепляться за реальность, и в конце концов что-то укололо её внимание. Осторожно пройдя мимо кресел, она подошла прямо к панели управления и, подцепив ногтями небольшую панель, вытащила её вперёд.
Моргнул зеленоватый огонёк, вспыхнули строчки текста, менявшегося так стремительно, что разобрать их было просто невозможно.

Сандерс коротко пожала плечами. Её мягкий шелестящий голос звучал на редкость спокойно:
— Так и есть. Мы были прокляты вечной жизнью, а не благословлены ею. Как Агасфер, знаешь; ему тоже едва ли нравится топтать вечно дорожную пыль. Когда Жизнь вмешалась в происходящее, мы получили надежду на то, что наш путь закончен, и нам будет позволено прожить земную долю, чтобы после просто уйти, но, как видишь, мы вернулись вновь. У нас тоже нет надежды, только вечность. Впрочем, поверь, к этому привыкаешь — ко всему рано или поздно привыкаешь. Возможно, у нас есть какая-то роль, которую нам ещё предстоит выполнить. Нет… Нет, не нужно. Если нам удастся достать журнал, то я всё равно узнаю, откуда мы пришли.
И она снова умолкла, скрестив тонкие сильные руки на талии.

Несмотря на то, что смотрела Шаира на символы, которые спидстер выписывал на тонком слое песка, мысли её были безбрежно далеко от происходившего: она думала о том, что мозаика по-прежнему не складывается. После визита на Танагар, ошарашившего своими откровениями обоих Ястребов, крылатая валькирия уже догадывалась о том, что части истории она просто не помнит, догадывалась и о том, что часть эта может быть очень большой.
Но странность была в том, что здесь, во тьме, которая скрывала прошлую жизнь жрицы, они с Картером тоже были вдвоём.
Они знали, что на совместную судьбу, на вечность, поделённую на двоих, их проклял Хат-Сет в момент убийства — но выходило, что тёмный бог и его прислужник на самом деле не имели никакого отношения к тому, что Холлы существовали вдвоём — они были до него. Это знание почему-то отчаянно озадачило Орлицу, принимавшей прежде свою любовь и свои перерождения просто как данность. Возможно, что там, в темноте истории, скрытой от всех, включая и саму хозяйку, жил ответ о том, для чего это было нужно на самом деле?
Ответ о том, кто и зачем обрёк их на вечные скитания по вселенным и мирам, о том, что говорило Белое Кольцо? Ответ о настоящем кукловоде? "Равновесие вселенной… Будет под вечной угрозой…"
Тряхнув головой, воительница, теребившая в пальцах тугую свою косу, привычно куснула рыжий кончик. Слишком много нитей, и все они так перепутаны между собой, что никакой возможности разобрать, где начинается одно и заканчивается другое.

Усилием она заставила себя оторваться от тусклых этих и страшных мыслей, в которых к вечной горечи, давно уж проросшей в её сердце, примешивалось непонимание, и снова обратилась к знакам, раскинувшимся под ногами, присела на корточки, внимательно изучая тонкие ровные строчки. Растревоженной птицей память колотилась в клетке разума, просясь на свободу, и вспышки ощущения понимания становились всё чаще, но Орлица всё никак не могла справиться с замком, повешенным на эту клетку неизвестной рукой.
— Почти, — пробормотала она, — это… Тоже старый язык, но не земной и не танагарианский, хотя похож. Я знаю!
Это ощущение было подобно вспышке солнца перед глазами, столь же обжигающе и болезненно оно оказалось, и женщина даже вздрогнула, сжав правую руку в кулак. Дежавю всегда приходили в нежданное время, но редко когда они были физически ощутимы, как было это. Будто внутри разума провернули какую-то заклинившую шестерёнку и вставили её в правильный паз.
Жрица издала высокий, протяжный звук, похожий на мелодичную соловьиную трель, резко поднялась и шагнула обратно к панели, прижала руку к появившемуся силуэту ладони, позволяя кораблю скопировать и сравнить отпечаток, проверяя личность. Ответом ей послужила такая же трель, только пониже тональностью, и Сандерс удовлетворённо кивнула.
— У Танагара были колонии, — пояснила она Барри, немного торопливо нажимая возникавшие на сенсорной панели кнопки, — похожие по культуре изначально, но заметно ставшие отличаться от гнезда за прошедшее время. Язык близок, но тоже изменился, смешиваясь с другими диалектами иных рас. Поэтому я не узнала его сразу. Они, впрочем, уже вымерли, исчерпав себя.
Ещё один свист, на этот раз высокий и протяжный, с хищным щёлкающим окончанием: было удивительно, как человеческие голосовые связки вообще способны производить столь странные звуки. Валькирия снова что-то нажала.

На панели управления вспыхнули огни, и основная россыпь была красной. Этот корабль явно уже никогда не смог бы подняться в воздух; впрочем, Холл отлично знала, какова будет его судьба — через пару-другую десятилетий его переплавят и вдохнут с помощью кузнечного горна и божественного вмешательства новую жизнь. Однако здесь и сейчас звёздный странник был ещё хоть и не жив, но не до конца мёртв; задумавшись на секунду, женщина снова что-то набрала на панели.
По экрану опять побежали символы.
— Здесь огромный массив информации, — с каким-то даже восхищением произнесла валькирия вдруг, — тут не меньше сотни посещённых планет, Земля просто стала последней. Барри, мы можем вынести из этого времени что-то? Если у корабля осталась какая-то материя, из которой можно запускать трансформацию, и энергия в основном отсеке, можно попробовать перевести весь журнал на электронный носитель, потому что запомнить это невозможно, а изучать, даже бегло, придётся не один день.

Потянувшись к своему крылу, жрица провела пальцами по оперению, подхватила одно из маховых, длинных и мягких, казавшихся совершенно живыми, и потянула его вверх и в сторону. Крыло издало шелестящий, с лёгким отзвуком железа звук, и перо отделилось от основной массы без всякого труда; остальные тут же сомкнулись, скрывая брешь, будто её и не было.
Полоска металла, которую валькирия держала в ладони, перестала быть белой, внезапно, точно её уронили во ртуть, превратившись в сверкающее серебро, и женщина сжала пальцы, сминая её в кулаке. Остался только небольшой, с мячик для настольного тенниса, неровный кусок руды.
— У нас есть я, — легко усмехнулась Шаира, но бездонные глаза её, зеленевшие мхом древних могил, остались серьёзными. — Металл, которым был этот корабль, после стал нами. Наша броня и оружие, наши крылья — всё это было сделано из него; я — и есть часть того, чего здесь не было в наш первый приход.
Поправив панель, она присела на корточки перед пультом, прошлась по нему ищущим жестом, изучая рычаги и порты, и наконец вложила кусочек Девятого металла в податливо распахнувшуюся пасть ниши. Тот мгновенно оплавился, став жидким, и просто впитался в обшивку. Инфернальное зрелище совершенно чужеродных Земле технологий в равной мере и пугало, и завораживало, и даже сама дева битв не до конца была уверена, понимает ли она происходившее.
Действовать приходилось в основном интуитивно, и то, что Сандерс до сих пор нигде не ошиблась, можно было бы в равной мере считать и божественным промыслом, и счастливой случайностью. Трагедия была только в том, что ни во что из этого она не верила — слишком много опыта было за её спиной.

Голос женщины был тих и спокоен, пока она задумчиво вводила кончиками пальцев команды:
— До сих пор не могу понять, что заставило нас добираться именно сюда из всех тех планет, которые мы встретили. Сколько времени назад это было, даже не знаю: десять тысяч? Двадцать? Сорок? Что-то было на Земле, что влекло нас сюда; и я вот сейчас… Глядя на это всё, на себя саму, думаю о том, что в результате принесёт мне этот ответ — и почему я не помню его до сих пор. Кто-то очень старался скрыть от нас наше прошлое, настолько, что озаботился уничтожением памяти как минимум трижды, и всё равно правда прорастает сквозь время. Зачем это всё?

Внутри мёртвого борта что-то тихо зашумело; леди Ястреб вдруг вспомнила, что, поднимаясь сюда впервые почти пять тысячелетий назад, удивилась тому, насколько тихо и пустынно было в рубке. Похоже, именно на трансформацию и перенос бортжурнала вовне корабль потратил последние крохи энергии, остававшиеся у него в запасе; медленно, точно дыхание умирающего в ловушке зверя, угасало аварийное освещение, погружая внутренности каюты в безмолвную темноту.
Горели только на панели голубые огоньки, похожие как две капли воды на искорки N-металла, которым тот осыпался порой под ноги владельцам.
Подняв сложенные "лодочкой" ладони, дочь Хатор тихо выдохнула на них и подбросила в воздух золотистое сияние, превратившееся в крошечное солнце. Внучка Ра; в этом времени и на этой земле она способна была творить чудеса на зависть многим героям, но предпочла не оставить следа в истории, умерев вместе с мужчиной, которого едва знала — и с которым рядом, выходит, была дольше, чем человеческая цивилизация могла представить.
В неярком золоте лица мертвецов казались вырезанными из мрамора, и жрица не могла оторвать взгляда от мужчины, чьи резкие, хищные черты никак не шли из её памяти. Он болезненно напоминал ей кого-то другого, не Картера даже, но Шаира никак не могла объять это ощущение, чтобы понять его — и вглядывалась в мираж.
Всё бежали по панели символы, рассказывая о скорости записи и её конце.

Крошечное солнце сияло посреди рубки почти как настоящее, и в его мягком свете всё казалось немного иным. Если жёсткое искусственное освещение аварийной системы делало тела пилотов мумиями, то в золоте отблеска этого рукотворного светила они казались всего лишь уснувшими. Женщина вновь обласкала взглядом мертвеца; собственные останки интересовали её мало, но его — да; что-то в нём было такое, чего она не замечала прежде, эти когти на крыльях, странные, неправильные.
Не птичьи крылья, но она не понимала, почему.
Как жаль, что и сам Ястреб не сможет ответить на этот вопрос, ведь он тоже не помнил ничего дальше их встречи на берегах великой плодородной реки.
— Ты про свет? — Шаира негромко рассмеялась, тряхнув головой. — Это дары от матери и деда. Здесь, в Та-Кемете, я была верховной жрицей небесной госпожи Хатор. Таких, как я, называли "пришедшими с неба", и люди были недалеки от истины… Я полубог, Барри. Моя кровь состоит из сюрпризов чуть более, чем целиком. И у Картера тоже, он такой же, как я сама. Просто… Мы так стары, что мы отошли от земного, и всех развлечений нам — война да прошлое.

Тепло рук парня на плечах удивило её; с этой женщиной, глядевшей на мир глазами, в которых зеленели могильные курганы, от которой всегда пахло безразличием и вечной гибелью, мало кто бывал близок даже такими крошечными моментами. Её не то, чтобы не любили в Лиге, но словно бы опасались, и Орлица, впрочем, не судила товарищей за это. И сама она, и кузнец были не теми существами, с которыми смертным бывало комфортно, они были чужими обычному обществу; да что уж говорить, они всем были чужими, кроме друг друга.
Она мимолётом отёрлась о чужие пальцы щекой: благодарным жестом кошки, обогретой случайной лаской.
— Зависит от того, какие это ответы, знаешь. Мы с Картером были прокляты вечной жизнью, но куда вернее было бы сказать, что мы были прокляты вечной смертью. Я помню почти пять тысяч лет своих перерождений, и за все них я ни разу не умирала собственной смертью. Сотни жизней, культур и народов; пытки, убийства и костры — ничего иного я не помню. Я не помню, совершенно не помню своих родителей, Барри, даже тех, о которых знаю, я не могу вспомнить лица Хатор, только её глаза и голос у меня остались, но зато я прекрасно помню, как улыбается Смерть и как она берёт меня за руку. Умирать… Умирать так надоедает. И если я всегда уходила первой, и пусть не счастливой, но спокойной, то Картер… Картеру всегда было меня хоронить, коли оставалось, что. И ведь теперь мы знаем, что мы старше, старше, чем Та-Кемет. Представляешь, сколько тысяч раз можно умереть за вечную жизнь, которая началась тогда, когда ещё не было людей, и сколько раз можно было потерять друг друга?
Женщина чуть улыбнулась, немного задумчиво и грустно, и продолжила тихим, шелестящим голосом, в котором слышался напев великого Нила и клёкот белокрылых чаек:
— Я так устала умирать, Барри, ты даже не представляешь, и Картер тоже, а наша любовь не спасает от этого. Мы обречены терять её каждый раз, ведь я умираю, как только она разгорается в пожар вновь, и мы от этого наверняка давно сошли с ума, оба, потому что невозможно жить, зная, что всё рухнет, как только ты наконец-то станешь счастлив. Мы не смогли снять проклятие, когда думали, что его наложил Сет, и боги наши не смогли тоже; но теперь я понимаю, что Сет не мог сплести его — оно старше. И может быть там, в прошлом, когда я пойму, кто мы и откуда пришли, я найду способ его снять. Может быть. По крайней мере, у меня снова есть надежда на это.

Медленно погасли огоньки на панели. Корабль, истратив последние крохи энергии, умирал, уходя в небытие, чтобы ждать теперь тех, кто придёт к нему спустя несколько десятилетий; женщина подошла к панели, осторожно потянула ставшую податливой крышку и, подцепив ногтями пластину, вытащила её наружу. Танагарианская технология была несомненно сложнее земной, всё же птичья цивилизация была намного старше, но какие-то общие смысловые оттенки в их изделиях угадывались: бортжурнал челнок перенёс на конструкцию, больше всего похожую на чип.
Крылатая валькирия посмотрела на него, подняв к свету, потом чуть пожала плечами и протянула Барри.
— Сможешь забрать? Когда я переодеваюсь в лебедя, вещи всегда деформируются, и это может не уцелеть тоже, — пояснила она, потом с тихим вздохом добавила: — Думаю, мы здесь закончили.