— Они все умрут!
«Ты умрешь! Ты уже умираешь! Бэтмен, ну почему ты такой… Бэтмен!»
Рану, которую получил Томас, вылечить при помощи Спидфорса было невозможно. Барри мог бы поделиться с ним силой, мог бы. Мышцы, сосуды, нервы, кожа – все бы срослось, оставив на память только тонкий шрам, который бы исчез со временем. Но это не спасло бы Томаса от заражения крови. Он был прав – с его ранением не живут. Поврежденное легкое. Поврежденный желудок.
А Барри даже не мог сделать так, чтобы Уэйну не было больно. Черт возьми, да он ничего не мог сделать! Сила… Спидфорс… Сверхспособности… Да кому они нужны, кому они помогут, если его друзья, родные, знакомые один за одним умирают.
Брюс. Хэл. Отец.
— Мы уже трупы. Найди спидстера. Вымани его. Исправь все.
Барри понимал, что то не его мир. Не та Земля, на которой он жил и родился. Не та вселенная, где погибающие здесь и сейчас люди и нелюди были его друзьями или врагами. Те, кто умирал, ничего не знали о Барри Аллене. О Флэше. В этом мире не было спидстеров. Но даже появившись, Спидфорс уже не мог ничего исправить.
А мог ли Барри? Мог ли он просто отмотать назад время, сделать что-то и остановить весь этот ад?
Мог.
Хотел ли?
Хотел. Хотел, но боялся, потому что этот ад был… Чьим-то домом. Домом для Томаса, который в реальности Барри умер много-много лет назад. Домом для Ленни и Лизы, которые не страдали все детство от садизма отца, и здесь получили тот самый шанс на нормальную жизнь. Более нормальную, чем на Земле Барри. Домом для сотни тысяч, если не миллионов, людей, которые никогда не родятся в той вселенной, где появился Флэш.
Имел ли Барри право решать? Нет, не имел. Но прекрасно понимал, что его желания ничего не значат, потому что в противном случае миллионы погибших будут на его совести. Приходилось выбирать меньшее зло, и он выбрал. Осталось только решиться. И вот решиться было слишком сложно.
Там, за окном, среди разрушенных улиц пытались убить друг друга Королева Темискиры и Король Атлантиды, развязавшие третью мировую. Но Барри смотрел на них и видел Диану и Артура – и не мог избавиться от ощущения, что, исправив все, не только спасет миллионы, но и убьет своих друзей.
— Нет! Я не буду стоять, пока люди…
Барри обернулся, но… Томаса не было. Ушел? Но как?
— Привет, Барри.
Этот голос Барри узнал бы среди миллиардов других голосов. Голос из своих ночных кошмаров и зачастую не менее кошмарной реальности.
— Тоун.
Эобард Тоун.
Барри никогда не ругался матом – было стыдно. Но… Сволочь. Сука. Ублюдок.
— Мне нравится, что ты сделал с этим миром.
Он спокойно стоял в дверном проеме, облокотившись плечом на косяк, и помешивал ложкой кофе. Там, на улицах, шла война, а он… он…
— Это все твоя вина!

Барри давным-давно усвоил одно главное правило: не вести переговоры с террористами. В данном случае, попросту не разговаривать с врагами и тем более не принимать их слова близко к сердцу. Противники очень редко говорят правду. Тоун… Положа руку на сердце, не было еще случая, чтобы Тоун врал. Все, что он говорил Барри о прошлом, было правдой. Все, что он говорил о будущем, рано или поздно становилось правдой. И это был только лишний повод для того, чтобы не слушать.
Эобард всегда бил по самому больному.
Барри это бесило. Бесило, что его враг знает о его жизни все. Вплоть до любимой марки хлопьев. Вплоть до того, из-за каких кошмаров Барри боится спать. Барри казалось, что скоро таким образом он заработает себе паранойю, а желтый цвет будет вызывать автоматическую реакцию в виде резкого повышения агрессии.
«Это все он. Он. Это не мог сделать я»
Мантра не работала. Барри никогда не страдал любовью к самообману и прекрасно понимал, что… что он мог что-то сделать. Случайно или специально, но он мог изменить прошлое. Случайно? Специально?
Когда?
Тоун снова бежал впереди. Барри, до скрипа сжимая зубы, бежал следом, пытаясь не обращать внимания ни на что, кроме затянутой в желтое фигуры. Пытаясь не отвлекаться на застывший мир, ставший похожим на музей восковых фигур. Бэтмен сказал, что ему нужно все исправить. Вернуть все так, как было. И этого всего никогда не будет. Но даже понимание этого факта не заставляло совесть заходиться мучительными воплями, когда Барри пробегал мимо зависших в воздухе пуль и стрел. Он мог их остановить – но не стал. Потому что этого всего не будет… Ни для никого из этих людей не будет.
Но Барри понимал, что он будет помнить. И что совесть никогда не замолчит.
Горизонталь, вертикаль – на их скоростях разницы не было никакой. И Барри, оттолкнувшись от стены на доли секунды раньше Тоуна, перехватил его в воздухе. Воздух… Единственный шанс уравнять силы и скорость – лишить себя и противника опоры.
У Барри всегда было плохо с контактным боем в целом и с захватами в частности. Бэтмен говорил, что у Барри проблема не со способностями, силой и подготовкой, а с головой – он боялся ударить противника слишком сильно, жалел его и поэтому не только бил слабее, чем мог, но и постоянно терял время. И от этой особенности своего характера Аллену избавиться не удавалось даже во время драк с Тоуном. Вот и сейчас он слегка ослабил хватку, и в благодарность тут же получил локтем в солнечное сплетение.
Обычные люди за две секунды падения не успевали даже вдохнуть. Спидстеры за эти две секунды успевали нанести друг другу целую серию ударов. Такие бои уже вошли в привычку. Тоун почти всегда бил в живот и по ребрам, прекрасно понимая, что противник со сбившимся дыханием мгновенно теряет позицию. Барри обычно придерживался той же тактики, но… Почему-то всегда пытался бить Эобарда по лицу.
Лишь бы тот заткнулся. Лишь бы перестал смотреть. Лишь бы забыл о своей усмешке, от одного вида которой Барри срывало чуть ли не на вибрацию.
Земля под ногами едва ощутимо дрожали. Ныли ребра – Барри знал, что он заработал несколько трещин, но давно научился не обращать на это внимания. Зарастут. Но короткая передышка, конечно, была не лишней – больше, нежели повреждения, его беспокоило влияние Негативного Спидфорса. Стоять было нормально, а вот двигаться становилось все сложнее.
Слово «герой» в исполнении Профессора Зума звучало оскорбительно. И Барри, вновь не выдержав, бездумно бросился вперед.
— Что ты сделал с этим миром?!
Прилетающий в лицо кулак – не лучший ответ. Зато хорошо ставит мозги на место.
— Что я сделал?! О, Барри. Мой идол. Мой вдохновитель! В этом-то вся прелесть этого безумия! — Я не делал ничего. Совсем ничего!
«Псих. Шизофреник. Маньяк»
Кажется, Барри было даже не обязательно говорить что-то вслух – Эобард прекрасно понимал, что он сейчас чувствует. Понимал и наслаждался, и это, пожалуй, было даже страшнее, чем некоторые из его поступков и угроз. Вспомнить только, сколько раз Профессор зум обещал убить Флэша, и… И что? Не убивал, хотя возможности были.  И способы обойти привязку ко времени – тоже, по крайней мере с того момента, как Барри сгенерировал Спидфорс. Видимо, Тоуну гораздо больше удовольствия приносили сами попытки убить Барри, в ходе которых Аллен хоть и побеждал, но неизменно чувствовал себя разбитым, униженным и в моральном плане не просто проигравшим, а чуть ли не уничтоженным.
— Я даже и надеяться не мог стать для тебя таким же опасным врагом, каким ты сам для себя являешься. – Барри судорожно вцепился в сдавившую горло руку, но положение было крайне неудачным. Захват за шею сзади с выносом вперед одной ноги – из такого вырваться без последствий можно только броском через плечо. Для этого нужно было стоять на ногах, а Барри в который раз стоял на коленях. Он даже по корпусу Тоуна заехать не мог – не было пространства для замаха. – Но ты же забыл, что натворил, не так ли? Я хочу, чтобы ты вспомнил, Барри. Я хочу, чтобы ты знал правду…
Среди грохота боя и завывания воздушной «стены», созданной Тоуном, чтобы отгородить их окружающего мира, Барри толком слов Тоуна не разбирал. Но общую суть уловил – только сделать ничего не смог.
Эо не врал. Это было действительно больно. Барри понятия не имел, как ощущаются мгновенный отказ всех органов, инфаркт, инсульт, множественные переломы и самовозгорание всем скопом и одновременно, но почему-то был уверен, что испытывал в данный момент нечто подобное. Насильственная перенастройка внутренней вибрации… Фактически, вмешательство на атомарном уровне.
Контролировать в таком состоянии Спидфорс было попросту невозможно. Да что там Спидфорс – Барри не мог контролировать ни тело, ни мысли. Два мира в его голове схлопывались, перемешивались, выстраивались в цепочку взаимосвязанных событий, и он снова проживал каждое из них.
Бьющие во все стороны алые и желтые молнии оставляли на земле обугленные следы. Задевало ли людей, Барри не видел.

— Ты помнишь, Барри? Ты был на могиле своей матери в ее День Рождения. Ее первый День Рождения, который ты встретил после того, как узнал, что я и есть убийца…
«Я был на могиле мамы. Впервые я был на ее могиле без цветов. А ведь я всегда приносил их с собой… Ее любимые. Я всегда, всегда приносил нечетное число. Такой самообман… Такой приятный самообман. Но в этот раз я даже не подумал о том, чтобы зайти в цветочный. Я принес ей на могилу имя ее убийцы. Мама… Я не клялся ей в том, что отомщу, потому что она ненавидела месть как таковую. Считала, что именно свершившаяся месть подпитывает все то плохое, что лежит на сердце. Дает путь новому злу. Но я поклялся, что все исправлю. Я…»
— Ты отправился в прошлое. В день, когда умерла твоя мать...
«Я использовал космическую беговую дорожку, чтобы сберечь силы и сохранить их для одного единственного удара. Я побежал в прошлое… Клялся ведь себе, что никогда, никогда… Никогда не стану менять прошлое, но все равно побежал. За ним побежал. За Эобардом Тоуном…»
Было просто держать себя в руках и не нарушить рамки основополагающих законов этого мира, когда зло, против которого так долго боролся Барри, было обезличено. Барри знал прозвище. Видел костюм, так похожий на его собственный. Помнил, как кривятся в усмешке губы этого самого зла, но… Это все равно был образ. Вполне реальный, но все же образ. Но стоило только узнать имя, как что-то внутри сломалось. Сломалось, развалилось на части, сорвало все внутренние запреты, уничтожило тормоза, и Барри не выдержал.
Один удар. Вся сила Спидфорса, которую он мог стянуть на себя, была собрана в этот один единственный удар, которым Барри скидывал с себя груз, не дававший дышать долгие-долгие годы.
И за этот проклятый глоток чистого воздуха вместо него расплатились люди. Люди, чьи жизни он исковеркал. Люди, которых он убил. Мир, который он всем сердцем хотел защищать и который уничтожил.
Барри вспомнил.
Это было намного, намного больнее чем то, что с ним и его жизнью сделал Тоун. И это Барри сотворил своими руками. Из-за человека, который сейчас смотрел на него сверху вниз, торжествующе улыбаясь и едва не подвывая от восторга. Пожалуй, именно сейчас Барри узнал, что такое настоящая ненависть. Ненависть к себе. К нему. Потому что цена за их желания и за искупление грехов в конце концов оказалась непомерной.
— ТЫ ЭТО ПОМНИШЬ?!
— ДА!
Спидфорс сходил с ума. И вместе с ним, казалось, окончательно сошли с ума они оба. Молнии били во все стороны, разгулявшийся ветер свернулся вихревой воронкой.
— Будь ты проклят, Тоун… Будь ты проклят.
После перестройки частоты вибрации тело было словно чужое. Ноги и руки дрожали, от слез щипало глаза, молнии, еще несколько минут окутывающие тело приятным теплом, жалили без остановки.  Барри больше не хотел мстить Тоуну. Не хотел его убить.  Ему просто хотелось, впервые в жизни хотелось, чтобы этот человек, который отнял у него возможность и, вероятно, способность быть счастливым, который утянул его в свой собственный ад бесконечного бега по временной спирали, почувствовал настоящую боль. И Барри было плевать, что сейчас в глазах Тоуна он выглядел беспомощным и жалким.
Он знал, что Тоун блокирует удар еще до того, как собрался ударить. Он знал, что здесь и сейчас победить не сможет. Но он должен был.
Хрустнуло перехваченное затянутыми в желтую перчатку пальцами запястье. С треском вылетели из коленного сустава раздробленные сокрушительным ударом кости.
Тоун был сильнее. Тоун всегда был сильнее, но Барри любил наступать на эти желтые грабли и даже не задумывался о том, что существует такой вариант, как «сдаться».

Бэтмен говорил, что Барри должен был все исправить. Что нужно просто сделать так, чтобы Профессор Зум исчез из этого времени. Из этой реальности. Барри знал, что это значит. Пока Тоун был рядом, он не мог развить нужную для перемещения скорость. Значит, и Тоуна не мог переместить.
Значит, Томас говорил о том, что Тоуна нужно убить.
Барри понимал, насколько это важно. Понимал, что без этого никак. Но еще ни разу он не убивал, и боялся, что… Что не сможет. Что не сможет, несмотря на то, что сейчас он ненавидел Профессора Зума каждой клеткой своего тела. И с каждым нанесенным им ударом ненавидел все сильнее – хотя, казалось бы, еще сильнее.
Тоун не спешил. Он упивался своей силой и полученной властью. Говорил. Говорил, говорил, говорил, и Барри старался его слушать и смотреть только на него. Он не мог позволить себе отвлечься. Он не мог позволить себе думать. Он не мог позволить себе забыть о своей главной цели, но… Неподвижное, залитое кровью лицо Томаса стояло перед глазами.
Еще одна жертва вдобавок к миллионам уже погибших. И все они – на совести Барри.
— Я как раз пересекал временной поток, когда ты его изменил… и так ты превратил меня в живой парадокс!
«И чем тебе это поможет?»
После очередного удара голова раскалывалась от боли. Кровь заливала глаза. Кровь из разбитых губ попадала в горло, но ее вкус на языке уже не казался чем-то странным. И боль, сантиметр за сантиметром захватывающая тело, тоже казалась чем-то привычным, обыденным… Почти что правильным. Странным казалось только то, что он, Флэш, валяется на земле и смотрит на своего врага снизу вверх.
Верить в то, что Профессор Зум победил, не хотелось. Барри до сих и мысли не допускал о том, что может проиграть, и все еще пытался сопротивляться.
… он не успел перехватить занесенную руку. С противным глухим хлюпающим звуком арматура вошла в тело, скрежетнула по гальке и хищно впилась в землю. Как Барри не старался, он не смог сдержать громкого вопля.
Боль обжигала. Кто-то сравнивал боль с диким зверем, вгрызающимся в кости и разрывающим когтями мышцы. Но… Ничего общего. Эта боль больше напоминала действие яда. Пульсирующая точка, горячая, невероятно горячая – того и гляди запахнет паленым мясом – оплетшая щупальцами нервы. Медленно-медленно прорастающая глубже и глубже, лишающая способности связно мыслить.
Барри тихо захрипел, вцепился пальцами в ребристый стержень и потянул вверх.
Ярко-красная вспышка. Снова вверх. И очередной взрыв, отозвавшийся судорогой межреберных мышц.
«Дыши, Барри. Дыши»
Очередной рывок. Окровавленная арматура скользила, ходила из стороны и в сторону, но Барри упрямо, шаг за шагом, тянул ее вверх. Он уже не удивлялся тому, что Тоун его не добивает. Барри был уверен, что Эобард искренне наслаждается зрелищем. Возможно, даже чуть-чуть сочувствует – ровно настолько, чтобы ничего, кроме очередной волны злости, это сочувствие не вызывало. Они так долго взращивали друг в друге чистую незамутненную ничем ненависть…
— Это значит, что мне все равно, что случится с Барри Алленом в прошлом… Я ВСЕ РАВНО БУДУ СУЩЕСТВОВАТЬ!
С приглушенным звоном покатилась по земле отброшенная в сторону арматура. Барри криво улыбнулся и промолчал, не желая поддаваться на откровенную провокацию. Все равно и он сам, и Тоун знали правду. Злую, колючую, раздражающую, отвратительную в своей простоте правду, не дающую спокойно жить им обоим.
«Мы не сможем друг без друга».
У каждого героя был свой единственный и неповторимый враг. Враг-легенда. Тот самый враг, без которого действительность теряла краски. Враг, заслуживающий смерти более, чем все остальные, но… Именно такие враги помогали героям четко видеть ту грань, через которую нельзя переступать ни в коем случае. Ни за что. Никогда. Даже если рухнет Вселенная.
«Я – твоя цель, Эобард. Ты либо умрешь вместе со мной, либо мы оба выживем. Я – твой маяк. Твой смысл жизни. Без меня ты – просто спидстер. Один из многих бывших, существующих и будущих. Без тебя я… Теряю направление».
Барри медленно, преодолевая сопротивление собственного тела, встал на четвереньки. Потом – на дрожащие от слабости ноги. То, что он сейчас делал, было откровенной глупостью, но Барри был обязан продолжать сражаться. Это была война. Весь этот мир был одной глобальной войной.
— ТЫ НИЧЕГО ДЛЯ МЕНЯ НЕ ЗНАЧИШЬ!
«Я значу для тебя ВСЕ»
Очередной удар Тоуна снова опрокинул Барри на землю.
«Ты значишь для меня все. Ты — мое зеркало. Ты то, во что я могу превратиться. Пока есть ты – я остаюсь собой. Ты – моя ненависть. Мне жаль тебя, если ты этого до сих пор не понял, Эобард. Мне жаль, если ты до сих пор не понял… Не понял то, что наконец-то понял я. Спидфорс – это движение. Ему нужен плюс и минус. Иначе ничего не будет. И мы можем сопротивляться, мы можем ненавидеть это, можем отрицать, но… Все началось не с меня и не с тебя. Все началось с нас. Нами же все и закончится»