Он нуждался в ней не меньше, чем она нуждалась в нём; и она пришла, крошечным солнцем, золотой бабочкой вскользнув в его темноту и расколов слежавшийся мрак ударом маленьких пылавших крылышек на сотню осколков. В стоне его жила боль, въевшаяся в существо первого из павших так глубоко, что сам он едва ли уже был способен увидеть её, свыкнувшись с отравленной иглой в собственном сердце; но она — видела, ощущала чуткими пальцами, и она потянулась навстречу, откликаясь на его зов.
Быть с ним и быть для него — единственное, безукоризненное желание, составлявшее сейчас всю суть прекрасной золотой фигурки, сверкавшей посреди пустоты; она жаждала утешить его, неистовым пламенем выжечь всё дурное. Безмолвные, древние, как сущее всё, воды подхватили дьявола, касаниями прибоя, ведомого лунным тревожным светом, вымывая горечь и боль, перекатывая, точно прибрежные камни, его одиночество, чтобы оставить только восхитительное чувство общности.

Эра задыхалась от острейшей близости, которую нельзя было выразить. Каждый её стон звучал диковинной музыкой, каждый крик падал в бездну, чтобы обернуться всполохом огня; как он владел ей сейчас, так и она, потянувшись навстречу, могла взять всё, о чём мечтала, увидеть вселенную его глазами, познав через его любовь и силы открывшуюся супругу истину. Он щедро делился собой, и знание то оглушало.

Так прошла вечность, поделённая на двоих: им больше не было нужды спешить, им вообще не было никакого дела до того, что осталось там, за границей темноты, объявшей адского герцога и его жену, они могли быть вдвоём — всегда. "Время всех миров…" Тишину разбил певучий женский смех, тревожный и нежный, и затем он превратился снова в сладкий, на грани мольбы стон, вплетавшийся в мироздание. Демиург, неразрывно связанный со всей вселенной своим существом, был сейчас в её безраздельной власти точно так же, как она — в его руках, и безупречные, исполненные любви и желания прикосновения жрицы к совершенному телу могли сейчас, должно быть, менять орбиты планет и создавать звёзды.
Наслаждение смяло её, точно фигурку оригами, заставив кричать до судорожно сжавшихся пальцев и взметнувшихся крыл, и жрица захлебнулась своим криком, широко распахнутыми глазами видя только бесконечный золотой свет. Она зачерпнула этот свет полными пригоршнями, умылась им и напилась допьяна, вспыхнула факелом, чтобы никогда не угасать.
"Будь со мной — я буду твоей и буду вечно гореть!"

Спустя тысячу лет — или один удар сердца, Эра не знала и даже не желала знать, — она потянула их назад, и разгорячённые тела вновь почувствовали прохладу мягкого белья кровати, обагрённого кровью и тронутого налётом пепла.
Нежные женские руки вновь были белыми и гладкими, как шёлк; весь отравивший её яд, пульсировавший с каждым новым ударом сердца, Змей забрал себе. Тонкие пальцы прошлись по его чеканному лицу, тронули бледные губы; валькирия, придержав одной ладонью свои волосы, вновь поцеловала супруга, чтобы потом отстраниться, обдав запахом цветов и морской соли, и там, где проходили её ласковые жесты, все его раны исчезали без следа, оставляя сладковатый привкус недосказанности — и нового обещания.
Задержалась жрица на шее, медленно обласкала тонкий, но явственный шрам от змеиных клыков, а потом задумчиво коснулась своего, симметричной отметиной вбившегося в артерию. Она могла бы без труда убрать и этот след, но отчего-то не хотелось. Ощущение его власти казалось очень правильным; оглядываясь назад, Эра не понимала, как жила раньше, утопая в своём одиночестве, за которым пряталась от всего мира, ища утешения в тысячах ненужных встреч — и нигде не находя.

— А чай давно остыл, — шепнула она еле слышно, задержав горячие губы у уха дьявола на один короткий выдох.
И рассмеялась, опалив мужа звенящим ощущением безграничного счастья, что пело в ней соловьём летним утром. Если бы у жрицы ещё оставалось, что отдать ему, она бы отдала — не задумываясь, потому что её просто не было, не существовало без него. Опали её крылья, укрывая павшего ангела белым, белым снегом, дразня нежностью на грани исступления, и огромные глаза, расцвеченные солнцем изнутри, по краю зрачка, лучше любых слов кричали о любви.[SGN][/SGN]

Протянув мужу пустую чашку, Эра следила за его движениями с искренним чувством восхищения. Он завораживал её, тянул к себе каждым новым жестом, взглядом, спокойным размеренным дыханием; жрица могла любоваться им бесконечно, а звук его бархатного голоса был слаще любых птичьих трелей. Спокойной оставаться рядом с ним было невозможно; сладко вздрогнув от того, как дьявол притянул её к себе, валькирия только кивнула.
Обрели сил они не меньше, чем потеряли, это она знала совершенно точно, чувствуя, как в венах течёт живое, настоящее пламя, а на скулах легко и щекотно разлетаются золотые трещины, исполненные солнечного света. Давно забытое — а может быть, даже никогда не известное раньше — ощущение собственной цельности теплилось внутри.
Уснула жрица быстро, заблудившись в ласке объятий, и вскоре совершенно затихла, уткнувшись лицом в чужое плечо. До невозможного, до физической почти боли ей нужно было чувствовать это тепло, что лёгким касанием к растревоженному разуму утешало сомнения; тревожившее ощущение чего-то нового в собственной душе отступило прочь. Не ушло, но стало всего лишь данностью, неоспоримой частью её личности, к которой теперь следовало привыкать вновь.
Тонкие пальцы левой ладони покоились на золоте огромного крыла, вплетаясь в их блеск лёгкой, матовой белизной.

Утро пришло внезапно. Вздрогнув, женщина распахнула глаза — и её бездонные зелёные озера, в которых трепетала по ветру свежая листва, впились в совершенное лицо склонившегося павшего ангела. Осторожно протянутая рука коснулась его тёплой щеки, затем — ещё влажных иссиня-чёрных волос, и дева битв выдохнула, выпутываясь из одеяла. Он был прав — их ждали дела, хотя ей сейчас совершенно не хотелось покидать гостиницу и куда-то идти; умиротворённая, Эра чувствовала большое искушение просто остановиться, насладившись сладковатым ощущением спокойствия, пришедшего после этой странной ночи.
Поведя лопатками, женщина потянулась. Конечно, они не могли себе этого позволить: ответственность, что лежала на хранителе равновесия, требовала очень многого, но помечтать порою хотелось.
— Ты тихий, как кот: я никогда не слышу, как ты встаёшь, — протянула жрица с лёгкой обидой, подалась вперёд, мазнув поцелуем по губам супруга, улыбнулась, тряхнула огненной своей гривой, обдав его цветочным запахом, смешанным с вином и лёгкой нотой горечи. — Доброе утро. Конечно… Только сначала я всё же схожу в душ.
Она грациозно скатилась с кровати и ускользнула прочь. Белые мягкие крылья осыпались с тонкой женской спины ночным туманом, бесследно истаяв в следах её быстрых шагов; вскоре из-за за закрытой двери в ванную комнату донёсся шум воды.

На ходу запахивая полотенце, она прошлась по номеру, возмутительно-живая, порывистая, как северный ветер, устроилась на кровати, мимоходом прихватив себе чашку и взяв из руки дьявола протянутую газету. Заголовки, как это водится, рассказывали много бесполезного; крупными глотками потягивая восхитительно ароматный кофе, приятно горчивший на языке, валькирия быстро пролистнула выпуск, остановилась на статье, которую показал Белиал. С длинных волос скатывались мелкие капли, но мгновение спустя локоны вдруг вспыхнули и завились в тугие кольца, став совершенно сухими.
— Честно говоря, я абсолютно бесполезна во всём, что касается цифр. Если это не исторические даты, конечно, — Эра рассмеялась, — в финансах — тоже, до сих пор дебет от кредита не отличаю. Ты говоришь, этого не было в настоящей версии реальности? Вообще, про всё это строительство во время экономического роста ходило какое-то дикое количество слухов: пирамиды цвели и пахли. Инвесторы умудрялись воровать даже сами у себя; финансист, который смог предсказать Великую Депрессию, наверняка мог найти способ увеличить свои активы в таком интересном бизнесе, как строительство. Кстати, а кто спонсировал "The Equitable Building"? Тут вот про него… Об открытии галереи на верхнем этаже.
Целительница задумчиво посмотрела на блюдо: у неё были сложные отношения с собственным чувством голода, и порой она вспоминала о необходимости еды раз в пару дней. В результате она снова разложила газету, на этот раз в полный разворот, прямо на постели, задумчиво пробежалась кончиками пальцев по типографским строчкам. Остроскулое лицо на мгновение приобрело выражение абсолютной отрешённости, пока она что-то искала в глубине собственной памяти.
— Я немного знала Меррилла. Он вкладывал активы в высшее образование, но уже позже, сильно после войны. Насколько я помню его историю, он сильно поднялся не только на стройке, но и ещё и на каких-то торговых холдингах, едва ли не первопроходец в этом вопросе. "Kmart" же — детище его конторы, да?

Потянувшись к кофейнику, когда его отставил супруг, Эра вылила в чашку остатки напитка, разбавила молоком и, задумчиво поболтав, выпила залпом. На краях изящного белого фарфора остались разводы кофейной гущи; некоторое время жрица созерцала их с намёком на интерес, а потом только пожала плечами: ничего нового увиденное не открыло, грозящие неприятности и вовсе были обычным делом. Разложив вторую газету по примеру первой, которую она читала до этого, валькирия пробежалась взглядом по заметкам.
— Хм. А вот про этот небоскрёб я помню, кажется, — протянула она, коснувшись ногтем длинной статьи, — между 33-ей и 34-ой улицами, это же будущий Empire State Building, да? Про него ходили интересные слухи… Про гибель рабочих, хотя это как обычно. Но говорили, что там потратили почти в два раза меньше денег, которые запланировали на постройку, а спонсировавшие небоскрёб инвесторы их всё равно больше не увидели. Правда, до судебных разбирательств вроде не дошло, но как ты думаешь, если извлечь из оборота, скажем, пятьдесят миллионов и их выгодно вложить за океан, это даст лет через десять хорошую прибыль?
Для самой Эры что пятьдесят миллионов, что пятьсот, что миллиард были исключительно абстрактными понятиями, к которым она относилась со спокойным равнодушием, потому что всё её возвышенное существо сопротивлялось грешному и материальному, но среди смертных целительница жила достаточно давно, чтобы предполагать, как большие суммы могут будоражить умы. События, перекраивающие всю историю, совершались порой и из-за меньшего.

Она полистала номер ещё, но ничего интересного больше не нашла, так что сложила бумагу и аккуратно пристроила на стол, спустила стройные ноги вниз с кровати, внимательно посмотрела на супруга. Несмотря на то, что львица ушла бесследно, в позе и наклоне головы чувствовалось у герцогини что-то кошачье.
— В основном я спрашиваю, потому что сама не помню там никакой галереи… Откуда она вообще взялась в здании страховой конторы и зачем? Тяга к прекрасному? Неподходящее, как мне кажется, время в Америке для реализации духовных потребностей. Что? А, нет, — мимолётом отмахнулась женщина, — вечером поем, не хочу.
Сбросив с себя белое полотенце, она вновь потянулась и с печальным вздохом отправилась искать своё платье, чудом уцелевшее в плавящейся ночной темноте.

На улице было прохладно и ветрено. Плотно застегнув меховой ворот пальто, Эра положила ладонь на сгиб чужого локтя, чуть поёжилась; она всегда не любила зиму. Впрочем, спустя мгновение красивое лицо вновь озарилось лёгким блеском улыбки: услужливая память подбросила короткий отрывок, в котором они спускались по скверу от Рейхсархива к припаркованному автомобилю дьявола.
Как давно это было — и одновременно ещё даже не наступило.
Спокойная прогулка по Манхэттену окончательно вымела прочь из мыслей женщины тревогу. Держась за руку супруга, она с интересом смотрела по сторонам: зрелище отстраивающегося Нью-Йорка было немного непривычным.

В офисе компании было бурно: что-то обсуждалось на повышенных тонах, что-то в спешном порядке переписывалось и пересчитывалось; секретарь, кинув, куда-то ушёл, и через пару минут навстречу к британским гостям вышел сам Меррилл, видимо, безукоризненным чутьём банковской акулы ощутив, что здесь будет, чем поживиться.
Лёгким касанием к ладони мужа попросив разрешения на игру, валькирия медленно улыбнулась, переводя на хозяина конторы бездонный взгляд. Бесконечно очаровательная и немного нездешняя, с отпечатком лёгкой мечтательности в выражении лица, она не походила на женщину, способную руководить бизнесом, но это было только на руку. Та лёгкая снисходительность, которая порой проскальзывала в отношении окружавших к ней, открывала больше дверей, чем грубая сила.

Они расположились в кабинете: Блэк и его супруга на мягком диване, хозяин — в кресле за столом.
— Леди Шира Блэк, — мурлыкавшим голосом представилась женщина, и вновь прорезался невесть откуда бравшийся акцент, — рада знакомству с Вами, мистер Меррилл. Ваш инвестиционный фонд довольно широко известен среди людей, интересующихся финансами. Дело в том, что у меня есть некоторые наследственные активы, которые не хотелось бы вкладывать ни в Англии, ни во Франции. Американские торговые холдинги выглядят более… Привлекательно.
Финансист как-то разом подобрался. До этого спокойное и даже немного усталое лицо мистера Меррилла приобрело выражение ищейки, вставшей на след зайца.[NIC]Shiera Black[/NIC][AVA]http://s9.uploads.ru/fbLvO.jpg[/AVA]

Скрыв лёгкую полу-улыбку за поворотом головы, жрица не вмешивалась в чужой разговор, аккуратно расправляя складки на своей плессированной юбке. Совершенно точно она уступала в своих небогатых финансовых знаниях адскому герцогу, для этого даже играть бы не пришлось, цифры и строгие математические закономерности пугали нерациональную, живущую чистой интуицией Эру почти до обморока; но наблюдать за пикировкой между английским графом и американской банковой акулой было увлекательно даже ей. Сомнений в том, кто выиграет, не возникало, но было какое-то приятное ощущение причастности.
Наверное, это тоже было женское коварство, требовавшее стравливать между собой мужчин просто из любви к искусству, даже по поводам, казалось бы, совершенно с самой женщиной несвязанным.
Впрочем, закончили они довольно быстро.
Подняв с колен свою сумочку, жрица повесила её на плечо и, опираясь на протянутую руку супруга, мягко поднялась на ноги. Попрощавшись с финансистом — тот снова, кажется, вздрогнул от мажущего взгляда к своему лицу, что щекотал касаниями свежей шелковистой травы, — Эра бесшумно вышла за дверь. Сложно было сказать, насколько бесполезным оказался их визит, но павший ангел не выглядел окончательно разочарованным, и дева битв решила пока тоже не предаваться унынию.

Стараясь не мешать супругу думать, женщина молчала, сама тем временем пытаясь понять, что зацепило её в той крошечной заметке про галерею, но озарение всё не шло.
Если бы дьявол не держал её рядом, валькирия, скорее всего, прошла бы мимо кафе, ушедшая куда-то в раздумья. Она послушно взяла газеты, уже изученные с утра, отдала Белиалу, устроившись напротив него за столом, точно птичка — на жёрдочке, подпёрла острый подбородок. Кофе был очень крепким и чрезвычайно горьким; сделав крошечный глоток, Эра отставила было чашку, но остановила движение, задумчиво разглядывая красивое блюдце с красным узором.
— Деньги сами по себе ничего не значат. Возможно, они выпали из нашей реальности благодаря кому-то… Я имею ввиду, что тот человек, который смог их присвоить, например, пропал без вести или вообще взял и сжёг. Мало ли, что бывает на свете. А здесь этого не случилось, и их вложили в финансирование нацистов. В целом, наверное, не так уж и невероятно, хотя я совершенно не понимаю, как это всё работает, ведь что-то должно было спровоцировать такое изменение реальности.
Её узкая ладонь бережно огладила тяжёлую руку дьявола мимолётным, тёплым жестом.
— Знаешь, меня смущает такая… Мелочь? Когда мы оказались здесь, в парке, то почувствовали силу, почти твою, но не совсем. Может быть, эти вещи не связаны друг с другом, но это… Как галерея. Отчего-то важно. Уверена, ты прав, стоит посетить это загадочное явление.

Они поболтали ещё, пожалуй, с полчаса; Эра со свойственным ей живым любопытством теребила супруга вопросами о мироздании и принципах хронопарадоксов. Несмотря на не самые радужные декорации, что остались на время в стороне, видно было, что она абсолютно счастлива этому мгновению, и всю последующую дорогу до "The Equitable Building" сознание дьявола щекотало её лёгкое, нежное тепло.

Галерея же заставила впечатлительную по природе своей жрицу засомневаться в том, что им сюда было настолько нужно, потому что от её хорошего настроения в течение двух вздохов не осталось и следа. Мода на спиритизм и оккультизм действительно была сильна в это время, смертные интересовались тонкими материями, сотворяя совершенно невероятные теории и в них с удовольствием веря, учения и философии множились в геометрической прогрессии, находя себе последователей. Потому, казалось бы, ничего необычного в выставке загадочных фотографий не было.
Почти.
Если бы на семи фотокарточках размерами с ладонь не было ангелов.
Табличка под каждой из миниатюр заботливо поясняла, на какую модель камеры и с какой выдержкой они были сделаны, а также кратко описывала события, предшествовавшие снимку. Большинство посетителей — их было немного, к счастью, — относились к этому со сдержанным безразличием, медленно, но неоспоримо начиная верить в чудеса техники и фальсификаций, но вот у жрицы особых сомнений в подлинности не было.
Зато было бессчётное количество вопросов.

И едва ли хотя бы один ответ мог быть приятным: временной парадокс явно не был просто случайностью и просто парадоксом.[NIC]Shiera Black[/NIC][AVA]http://s9.uploads.ru/fbLvO.jpg[/AVA]

Тихо и сдавленно охнув от стальных пальцев, сжавших её локоть, жрица только послушно кивнула и выскользнула вслед за Белиалом: вырваться из его руки всё равно не представлялось возможным. Интереса ради она иногда упрямилась просто для того, чтобы поупрямиться и обратить на себя внимание, но всегда безошибочно ощущала границы, в которых лучше было оставаться тихой и незаметной.
Сегодня был как раз последний случай, что ощутимо чувствовалось в голосе появившегося чёрт знает откуда Метатрона.
— О, а вот и самые оголтелые фанатики, прям как на заказ, — без особого удивления, но зато с доброй нотой чистой, незамутнённой ненависти заметила Эра.
Взгляд, который она подарила горячо любимому папаше, мог убивать, и только на правильном, очень красивом лице Рафаила её глаза потеплели, выразив чистое, искреннее сожаление. Сделав едва уловимый шаг назад, женщина зацепилась рукой за пояс супруга, отвернулась от ангельской дружины, пряча лицо в тёплой ткани чужого костюма, и безмолвно провалилась в открывшийся переход.

Кружилась голова; поморщившись от неприятных ощущений, валькирия отошла немного в сторону, привалилась плечом к дереву и прикрыла глаза. Впрочем, мгновение спустя она вздрогнула и порывисто подалась навстречу павшему ангелу, а собственная усталость куда-то незаметно отступила.
Осторожное касание ладони к груди Белиала отдавало теплом и спокойствием; бережно скользнув в его разум, женщина дохнула мерным спокойствием океана в безветрии, утешая чужую ярость. Жрица отлично понимала чувства супруга и разделяла его гнев целиком, но сейчас от него не становилось проще.
— Не знаю… Ритуал ли, — осторожно произнесла она, — но возможно. С последствиями же ты наверняка прав, я тоже уверена, что сдвиг реальности начался из-за денег, вложенных в контору Меррилла. Дай мне десять минут, пожалуйста? Тут что-то очень странное, похоже на узел, который завязался ещё до самого хронопарадокса, но я не могу поймать.
Приподнявшись на носочки, она легко ткнулась лбом в шею мужа, задержалась рядом на несколько секунд, окатив мерным своим теплом, а потом отступила, сунув руки в карманы пальто, задумчиво пошла по едва видневшейся тропинке, что вилась между неаккуратных деревьев.
Сейчас парк больше напоминал лес, но в его неухоженности было какое-то своё очарование, словно и не было неподалеку стремительно расцветавшего города, который через каких-то полвека станет одним из самых популярных мегаполисов.

Далеко, конечно, жрица не ушла; в лёгких, стремительных шагах ей просто было легче думать, и уже через пару минут развернулась на каблуках ботинок, остановилась, запрокинув голову кверху и найдя сквозь лёгкую, серовато-зимнюю облачность солнце. В зелёных тревожных глазах разлетелись золотые прожилки, пока Эра напряжённо о чём-то размышляла.
Почему её так беспокоила эта галерея, если сама она вся состояла из сакрального, принимая изнанку бытия, необычную и даже восхитительную для смертных, как неотъемлемую реальность? Почему важны были именно ангелы — и почему они их ждали? Дева битв по природе своей не умела верить в совпадения, зато могла разобрать едва уловимые штрихи чужого вмешательства в цепочке случайностей.
Сходное ощущение она испытывала, когда заворожённо наблюдала за собственной жизнью, пролистываемой страницами артефакта, что вышел из-под рук мастера, и слышала сухой стук игральных костей. Есть только закономерности — и они зависят от точки зрения.
Покатав эти перепутанные ощущения по сознанию, женщина чуть сердито передёрнула плечами.
Интуиция заботливо подбрасывала странные, отрывистые видения из полусна; жрица перебирала их ласковыми пальцами. Сущность её настойчиво, раз за разом, возвращала ощущение близости на грани небытия, и что-то вдруг кольнулось в сознании. Искажённая его сила — но она и должна быть искажённой, ведь она там не принадлежала только ему, они её делили на двоих, как и весь мир. Пусть её изменили, вывернули наизнанку ещё не раз, протаскивая сквозь вероятности, но знакомая тень всё равно ощущалась.

— Белиал, — окликнула жрица дьявола, не отрывая взгляда от золотого диска, что ласкал прохладными зимними лучами точёное женское лицо, — а что случается с той энергией, которую освобождаем мы с тобой? Я никогда не задумывалась, но здесь… Ведь не только твоя сила. К ней примешана луна — тоже неправильная, но я всё ещё слышу в ней плеск воды.

Изящный поворот точёной головы; женщина склонила голову к левому плечу, вглядываясь в переплетение энергий, которое показывал ей хранитель равновесия, но всевидящий её взор всё ещё хранили отпечаток густой таёжной зелени. Она смотрела на реальность сквозь его силу и видела, но не понимала: несмотря на то, что Эра вложила в руки дьявола свою душу и сущность, она по-прежнему ходила по иной стороне бытия, и без проводника ей было нечего делать здесь.
Или нет?
Тяжёлые руки павшего ангела опустились на плечи, и женщина подалась вперёд, к нему, крепко обнимая за пояс и одновременно поддерживая его самого. Тепло чужого тела согревало посреди ледяной пустоты, а широко распахнутые глаза вглядывались в пропасть, выискивая ей одной ведомый маяк. Это было ближе и острее, чем любой танец; и она нашла, озарением, вспышкой приникнув к распахнутой настежь сути вселенной.
— Но вижу я, — эхом откликнулась жрица, и где-то в реальном мире её горячая ладонь сжала пальцы супруга, — я укажу дорогу, лорд мой.
Тревожное и одновременно восхитительное чувство порождала эта странная дорога посреди ничто и нигде; оттолкнув от себя ratio, разум, что стремился думать и понять, когда надо было всего лишь отдаваться чувствам, золотая женщина стремительным росчерком скользила по-над бездной, и её щекочущий голос, напев, что древен был, как жизнь сама, звал за собой.

Зерно хронопарадокса со стороны выглядело потрясающе красиво: небольшая, с кулак размером искра, охваченная пылающим ореолом, становящимся к краям всё более тусклым и сливающимся с вечной темнотой космоса. Так могла бы выглядеть стареющая звезда, угасавшая в холоде времён.

Госпожа тайн всех протянула к причудливо свитой спирали одну руку, и невесомые пальцы тронули самый край загадочного облака. Оно не заметило этого, столь нежным и осторожным был этот жест; жрица нахмурилась и повела ладонью, свивая между пальцев золотые нити. Вокруг её головы, увенчанной тончайшим обручем венца, который был совершенно не похож на ту корону, что герцогиня носила во владениях супруга, плясали сверкавшие живым металлом символы; сейчас Эра вновь была изумительно похожа на мраморную фигурку, какую Агриил и Михаил впервые увидели в мастерской безумного артефактора. Тонкая и хрупкая, она неуловимо истончалась ещё, будто податливый церковный воск под сильными пальцами, подстраиваясь, вплетаясь в реальность, чтобы та пыталась отторгнуть чужое присутствие, и её нежное лицо показалось невероятно юным.
— Зелёное и багряное, — медленно произнесла жрица, — мы видели розы в саду у Лорда Снов, помнишь, когда смотрели в твою память? Они здесь проросли тоже.
Повинуясь её осторожным движениям, тончайшие, как леска, как тень, ниточки потянулись сквозь мерцавшую пыль жадными прожилками, и вскоре перед глазами мага и жрицы, по-прежнему крепко державшейся за его руку, проявились заросли шиповника. Конечно, они не были настоящими; женщине всего лишь было легче познавать мир сквозь знакомые образы, но ошибиться в них было невозможно.

— Твой Отец, — произнесла жрица тихо и до неестественного спокойно.
Что ж; Белиал не ошибался — как, впрочем, и всегда; Творец действительно начал свою игру, уже не размениваясь на ожидание и наблюдение.

Кивнув павшему ангелу, Эра задумчиво смотрела на кострище, сложенное из обломков крупных плит. Трогать его она опасалась, подозревая, что зола из этого погасшего очага может обладать какими угодно свойствами, включая разрушение всего сущего при случайном контакте, но явно не походит на что-то доброе и светлое. Всё, откуда торчали уши Яхве, в последний десяток лет окончательно распрощавшегося с тормозами и здравым смыслом, меньше всего походило на доброе и светлое.
Вот на глобальный апокалиптический мрак со всеми ритуалами из "иди и смотри" — определённо.
Женщина вздохнула. Прибытие ангельской кавалерии для неё, как и для самого дьявола, откровением не стало: ключник Бога с логикой не дружил, хорошо заменяя её возвышенными идеалами, так что вопрос был только в том, когда вся эта свора сюда заявится.
— Удивительно, что в моих отцах засветились одни моральные уроды, — пробормотала жрица себе под нос, — возможно, пора перестать испытывать иллюзии касательно себя самой…
Пнув мелкий камешек, отлетевший в монолитный скол гранита и ударившийся в него с сухим щелчком, она развернулась на каблуках, чтобы оказаться лицом с крылатой дружиной, окинула их оценивающим взглядом, выразительно скривилась. Из всех присутствующих какая-то искра разума была разве что у целителя, с остальными всё было совсем плохо.

С клинком у валькирии однозначно выходили некоторые проблемы: живой и в меру возможного здоровый Метатрон был его основным владельцем, и дочь на наследство папаши могла рассчитывать лет так через сто, когда ключник всё-таки умудрится довести Рафаила и его терпение до убийства. Жалеть ангела не приходилось, но определённые сложности его жизнедеятельность составляла — и не только в том, что он гордым селезнем красовался вот прямо здесь и сейчас, мешая закончить дела с изменением реальности и убраться домой. Вздохнув, женщина встряхнула собственными крыльями, вспыхнувшими в тусклом зимнем солнце первым снегом, коснулась локтя адского герцога, на мгновение несильно сжав пальцы. Ей не нравилось стоять за чужой спиной, но, в общем-то, нынешняя ситуация не предполагала особого выбора.
Безоружной против этой королевской рати даже для девы битв было некоторой переоценкой своих возможностей.
Она обдала отца взглядом, исполненным глубочайшего презрения, после чего отвернулась, и мелодичный женский голос, подхваченный ветром, звучал равнодушно:
— Остынь. Я понимаю твои имперские амбиции, но они сейчас очень не кстати. Ты тоже не заинтересован в том, чтобы эта дрянь, — лёгкий кивок головы куда-то в сторону, должный указать на зерно парадокса, — цвела здесь.

Разум метался, выискивая среди возможностей правильное решение, и тускло отблёскивавшие глаза заблудились где-то в архангельском оперении. В тонкой женской руке золотились отблески символов, которые она осторожно изучала на ощупь. Воронка времени неприятно пульсировала: такое количество сакральных сущностей на одну небольшую полянку парка не могло оставить её безразличной, и ткань реальности, и без того пострадавшая от вмешательства Присутствующего, жалобно стонала гитарной струной на самой границе слышимости. Жрица нахмурилась.
Интересный поворот событий. Проверять, что будет дальше, не хотелось: разбуженное зерно парадокса могло как стать новой звездой, так и спалить случайно парочку вселенных.

— А, да. Может, кто-нибудь озаботится тем, чтобы объяснить, почему эту дрянь не надо убирать?
"И где Гавриил." Этот вопрос занимал Эру весьма сильно, потому что новые разборки с Судьёй в её планы совершенно не входили; вместе с тем его отсутствие прозрачно намекало, что авантюра эта с попыткой зажать старшего брата в углу принадлежит исключительно ключнику, но смысл — кроме банального вымещения глубоких родственных чувств — как-то ускользал.

Тревожное марево на кончиках белых пальцах разгоралось всё ярче.

Фантасмагорическая сцена из двух десятков вооружённых ангелов, дьявола и его женщины была достойна того, чтобы её снял в своём фильме Альмодовар. Даже не надо было озвучивать, достаточно было просто продемонстрировать с нескольких ракурсов — и все фестивали арт-хаусного кино были бы наверняка покорены выражением глубокой семейной ненависти, залёгшей на лицах всех участников. Такую даже сыграть невозможно, исключительно ей жить, как это делал Метатрон. Дева битв даже заинтересовалась каким-то осколочным чувством, откуда в одном небесном создании может уместиться столько светлых эмоций.
Он же даже падшим не был. Воистину, пути Господни…
В тусклом зимнем свете нездешность особенно остро просвечивала сквозь тоненькую фарфоровую фигурку. Жрица отозвалась Белиалу довольно рассеянно, рассматривая каким-то очень размытым взором символы на своей ладони:
— Ну да, ну да… Возможно, именно с Него вся эта неудачная цепочка моих папаш и зародилась, где каждый следующий претендент лучше предыдущего.
Осторожное движение кисти; женщина несильно сжала кулак, удерживая вспыхнувшее было зерно парадокса в неизменном виде. На виске, обнажённом давно слетевшей шляпкой, нервно пульсировала тонкая жилка, и это, пожалуй, было единственным, что выдавало в Эре живые эмоции.

Павший ангел настойчиво закрывал её собой, и жрица терялась в своём отношении к этому явлению: она не считала себя совсем уж беззащитной, хоть и не желала боя; однако спорить с дьяволом было изначально обречено на провал.
Длинные рыжие волосы женщины, растрепавшиеся от стремительных движений, развевало прохладным ветром, а она смотрела на Метатрона, впервые имея возможность увидеть его так близко и внимательно. Пухлые женские губы были изогнуты в едва уловимой усмешке, хотя лицо её было по-прежнему очень спокойным. Неимоверным усилием воли жрице даже удалось не закатить очи горе со стоном про весь этот невероятный пафос.
— Если ты хотел раскрыть мне глаза, ключник, — она как-то неуловимо надавила на последнее слово, и в нежном голосе звякнул металл, — тебе не удалось. Я знаю, кто он, и знаю о том получше тебя.

И где-то здесь нервы у ангела не выдержали. Неподготовленным он отправился на встречу со старшим из архангелов, надо было признать, с таким скромным запасом терпения тягаться с Лукавым — отвратная мысль. Отступив чуть в сторону, Эра без всякого интереса пронаблюдала за тем, как атака дружины бесславно захлебнулась на одном мечнике, фыркнула что-то по поводу зла и замерла снова.
Вскоре Рафаил ушёл, и они вновь остались одни. Мертвецы, как им и положено было, молчали.
Несколько очень долгих, томительных секунд Эра созерцала тело мёртвого Метатрона, не делая, впрочем, попыток к нему склониться, потом тяжело вздохнула и отвернулась, переведя взгляд на супруга. Её шаги были быстрыми, быть может, даже излишне порывистыми; жрица почти мгновенно оказалась рядом, протянула руку к его рубашке, осторожно и изучающе коснулась алого пятна, затем растёрла между пальцев густую кровь, тяжело пахнувшую металлом.
— Ты ранен. Позволь, пожалуйста, — попросила она.
Задержав дыхание, валькирия накрыла след от чьего-то клинка узкой ладонью, и её кожа окуталась мягким золотом, что мгновенно затянуло порез. От жрицы дохнуло теплом, а она задержала руку немного дольше, чем было нужно, рассматривая хищный лик Белиала, и только потом, спохватившись, улыбнулась очень смущённо и отступила.

— Меч-то убери, — беззлобно произнесла она, — думаю, что наши пресветлые родственники намёк поняли и больше не заявятся, или, по крайней мере, не сейчас. Давай распутаем этот омерзительный узел, пока Яхве не осознал и не уронил на тебя что-нибудь новое? Мне совсем перестал нравиться Нью-Йорк.